Эх, Алевтина Михайловна… вы-то о деревне говорили с придыханием, с романтическим блеском в синих очах и еще платочек расписной на плечи белые накидывали, сетуя о горестях народа. А нету горестей, вон, живут люди, богато живут…
Высадили Натана Степаныча на широкой улице и еще подсказали, где нужный дом искать. Остановиться-то на постой у вдовы-солдатки, которой никакая копеечка не лишняя. Да и то, семейство у нее небольшое, сама и сын-малолетка, гостям рада будет.
Жила хозяйка, женщина неопределенного возраста, в небольшой избенке за покосившимся забором. И гостя встретила ласково, улыбка ненадолго озарила морщинистое с белыми, заплаканными глазами, лицо ее.
– О князьях? – она вопросам не удивлялась, как и тому, что Натан Степаныч объявился в деревеньке. – Да что говорить-то… люди всякого, но…
– Не верите?
Она накрыла стол белой скатертью, видать, праздничной, извлеченной из старого сундука. И сынишка, малец лет шести, преисполненный осознанием собственной важности, расставлял глиняные тарелки, спешил помогать.
– Не знаю, – честно ответила вдова. – Люди-то говорить любят… сегодня об одном, завтра – о другом… порой им больше заняться нечем, кроме как говорить.
И губы поджала. Небось, и ей самой доставалось немало от людских пересудов, оттого и к слухам она относилась скептически.
– Вы ешьте, ешьте, – она выставила на доску закопченный чугунок, над которым поднимался пар.
Желтоватую, рассыпчатую картошку выкладывала по тарелкам. К картошке были и соленые огурчики, и грузди, и яишня с яркими желтками.
– Алексей Васильевич, – сама вдова присела за стол и погладила встрепанные волосы мальчишки, – был добрым человеком. Помогал он нам крепко. И не один год. Я его в тот день видела.
– Перед смертью?
На этакую удачу Натан Степаныч и рассчитывать не мог. Вдова же кивнула и, поправив черный платок, съехавший ей на самые глаза, сказала:
– Он нам деньги принес… прежде-то, еще при моей матушке, помню, батюшка деньгами оделял, справедливым был, только стареньким… он еще всегда с карамельками появлялся, для детишек, – она улыбнулась, разом похорошев.
А ведь нестарая еще женщина, быть может, моложе разлюбезной Алевтины Михайловны, но земля тянет из людей соки, и эту высушила до поры до времени.
– А нынешний священник… другой?
Вопросы Натан Степаныч задавал осторожно. Он вообще обладал удивительным умением, который сам полагал даром свыше, а люди, с кем случалось служить, естественным итогом жизненного опыта. Умение это позволяло ему спрашивать мало, и люди сами принимались говорить.