Клинок Тишалла

– Прибей его. Без всякой жалости! Размельчи на части. Прибей и размельчи. Ты сделаешь это? Ты прибьешь его и размельчишь?

Хабрак козырнул:

– Да, господин. Но…

– Что?

– А как же день Успения?

– Забудь о дне Успения, – проворчал патриарх. – Как и обо всем другом.

– Да, господин.

– Ты хороший человек, Хабрак. Ты готов спасти Империю. Да! Голова! Сохрани его голову. И нашу Империю.

– Что, господин?

– Нам нужна его голова. Для кола.

– Будет сделано.

– Ты не сможешь покинуть темницу без головы Кейна, – сказал патриарх и указал на одного из Очей Божьих. – Отдай ему свой ключ. От этой двери.

Хабрак покорно снял ключ с большого железного кольца и передал сквозь прутья офицеру. Тот судорожно сжал его в кулаке.

– Первой через эту дверь должна быть передана голова Кейна, – сказал патриарх офицеру. – Ты понял? Никого не впускать! Никого не выпускать! Держать дверь запертой до тех пор, пока кто-то не поднимется из подземной темницы и не передаст тебе голову Кейна. Ты понял?

– Да, господин, – ответил Око Божье.

– Если эта дверь откроется по любой другой причине, то рядом с головой Кейна на шестах окажутся и ваши шесть голов! Я казню вас, даже если сам Ма’элКот прикажет вам открыть. Он может покарать вас в следующей жизни, но я убью вас в этой!

Офицеры тревожно переглянулись между собой. Патриарх повернулся к Хабраку:

– И не надейся, что они поддадутся на уговоры. Никто другой не откроет эти двери. Я распустил ротозеев, охранявших здание Суда. Им нельзя было доверять. В здании теперь только Очи Божьи. И они следят за тобой!

Патриарх кивнул, словно соглашался с чьим-то комментарием:

– Я буду в часовне.

Медленно повернувшись на каблуках, он стал подниматься по ступеням.

Какое-то время Хабрак смотрел ему вслед. Затем перевел взгляд на офицеров, и те в ответ посмотрели на него и друг на друга. Они выглядели очень напуганными. Взяв кольцо с ключами, сержант сунул руку в петлю на рукоятке дубины и отворил железную дверь, за которой открывался ход в подземную тюрьму.

– Черт! – тихо буркнул Хабрак.

Он забыл взять нож. «И чем ты отрежешь ему голову? Дубиной?» Сержант вытащил из ящика стола длинный острый кинжал и, сунув его за пояс на кольчуге, зашагал вниз по лестнице, чтобы исполнить приказ и расправиться с Кейном.

5

Джест плутал во мраке очень долго.

К тому времени, когда когтистые лапы наконец появились из бесконечной пещерной полуночи и, схватив его, потащили в более густую тьму, он точно знал, кем был и что ему следовало сделать. Он был уцелевшим беглецом. И ему следовало остаться в живых.

– Я без оружия, – повторял он с тех пор, как убежал от Очей Божьих в пещеры. – Я сдаюсь.

Он говорил это снова и снова – бесконечно – может, несколько дней. В горле у него пересохло, губы потрескались. Глаза так долго вглядывались во мрак, что успели забыть о свете.

– Я без оружия. Сдаюсь.

Он продолжал повторять эту фразу, пока удар по затылку не лишил его чувств.

Темнота вокруг была соткана из звуков: из шарканья ног, ворчания и фырканья, сопения, звяканья кольчуг и стука мечей о камни.

В былые дни при сходных обстоятельствах его светлость достопочтенный Тоа-М’Джест, ответственный за Общественный порядок, устроил бы скандал, чтобы напомнить похитителям о важности своей персоны и намекнуть на имперские репрессии за любой нанесенный ему физический или моральный вред. Его величество Король начал бы торг, предлагая назвать цену за свободу, чтобы затем выполнить или аннулировать условия сделки в зависимости от своей личной выгоды. Но две эти личности были съедены тьмой. В живых остался только Джест – именно так мать назвала его при рождении, после того как мир и собственное тело сыграли с ней злую шутку.

– Добро пожаловать в мой скромный дом, ваша светлость.

Голос принадлежал Кирендаль, хотя в данном случае слово «голос» казалось несколько неправильным. Монотонный шепот, ясный и тихий, звучал так близко, что Джест должен был ощутить трепетное дыхание на шее и щеке. Но вместо этого почувствовал только грубые когти, впившиеся в его запястья. Перед глазами пульсировали неопределенные пятна света, распространявшие геометрическое мерцание. В пещере воняло, словно в Шахте под зданием Суда.

– Кир…

– Тсс! Не произноси больше это имя! Никогда не произноси его. – Голос говорившей утратил панические нотки и зазвучал размеренно-цинично. – Не к добру поминать имя неупокоенной мертвой женщины.

– Мертвой?

– Трижды мертвой. Фея совершила самоубийство – она выпила яд. Через несколько дней она умерла от горя на Общинном пляже. И наконец чуть позже она погибла, защищая свой народ и сражаясь с имперской армией на пылающих руинах собственного дома.

– Трижды мертва, но по-прежнему на меня в гневе, – тихо и без всякой насмешки сказал Джест. – Наверное, она очень сильно обиделась.

– Возможно, она когда-то была обижена. Но не теперь.

– Если… э-э-э… эта леди мертва, то с кем я разговариваю?

– С мстящим трупом той несчастной феи, – ответила темнота.

– Ох! – Он осмелился пошутить. – А я-то думал, почему твой голос звучит так забавно.

Но вместо смеха Джест услышал шелестящий шепот: