Клитемнестра

Одиссей хохочет. Большинство царей резко оборачиваются к нему.

– Тебя что-то забавляет? – спрашивает Диомед. Кажется, он готов его придушить.

– Прости, спартанский владыка, но ты говоришь так, будто Эгисф жив только милостью Атридов. – Он подмигивает Тиндарею, отчего Леда чуть не захлебывается своим вином. – А я слышал, – продолжает он, – что Фиеста сожгли живьем, а Эгисф сбежал с помощью слуги, которого потом, как я полагаю, тоже сожгли. И теперь Эгисф бесприютно скитается по лесам и планирует отомстить за то, что был вынужден слушать предсмертные вопли своего отца, когда они разносились по всей долине.

Клитемнестра видит ужас на лице Елены и испытывает некоторое удовлетворение, словно победила в состязании, пусть даже его выиграл за нее сын Лаэрта.

– Подобные истории не годятся для этого ужина, Одиссей, – говорит Нестор. – Мы ведь не хотим расстроить женщин.

– Спартанских женщин не так просто расстроить, друг мой, – тихо замечает Тиндарей.

Клитемнестра подается вперед:

– И потом, царевич с Итаки не сказал ничего такого, что бы нас удивило.

– Ах, – на лице Одиссея появляется улыбка. – Спартанская царевна недолюбливает Атридов.

Клитемнестра улыбается ему в ответ.

– Я уверена, что в этом мы схожи.

Диомед разделывается с едой в своей тарелке, точно лев, сдирающий плоть с костей, и поворачивается к Клитемнестре:

– Вы знамениты своими умениями в борьбе, даже в Аргосе. – Слова звучат как утверждение, и Клитемнестра не знает, что ответить.

– Вся в мать, – вмешивается Тиндарей. – Леда охотилась на рысей и львов в этолийских лесах, когда была моложе.

Леда улыбается, но принимать участие в беседе, похоже, не желает. Клитемнестра подозревает, что она снова пила, и, разумеется, замечает, как Елена забирает у матери кубок, когда та тянется снова его наполнить.

– В Саламине женщины только и делают, что стонут да хихикают, – говорит Аякс Великий. Возможно, его товарищам эти слова по душе, потому что Тевкр рядом с ним начинает гоготать, но кроме Диомеда, Элефенора и Менесфея к нему присоединяются немногие.

– Они не сражаются? – спрашивает Клитемнестра.

– Сражаются? – хохочет Аякс, барабаня кулаком по столу. – Женщины не созданы для сражений.

– Они прядут и танцуют, – Тевкр всё еще гогочет, – и иногда раздвигают ноги. – При этих словах мужи смеются еще сильнее.

Лицо у Диомеда опять краснеет, на этот раз от удовольствия.

– Мой отец вообще не видел свою невесту до самого дня свадьбы, – говорит он. – Она из дома-то ни разу не выходила. – Еще один взрыв смеха.

Клитемнестра не понимает шутки. Хоть она и выросла среди грубых воинов, она ни разу не слышала таких речей от мужчин. Обычно они шутят о том, что кто-то поимел козла или свинью, или же ни с того ни с сего вызывают друг друга посостязаться. Тиндарей не смеется вместе с ними, но и не делает ничего, чтобы это прекратить.

– Сколько ей было? – вежливо спрашивает Елена.

– Двенадцать, – пожимает плечами Диомед. Внезапно осознав, что ей самой столько же, Тимандра переминается с ноги на ногу.

Вскоре огонь в очаге догорает, и свет начинает меркнуть, как звезды в облачную ночь. Леда, кажется, задремала, и когда ужин заканчивается, Елене приходится помочь ей выйти из зала. Из покоев матери она так и не возвращается, поэтому, когда воины с блестящими от пота лбами и усталыми глазами начинают расходиться, Клитемнестра и Пенелопа покидают праздник вдвоем.

Когда они доходят до гинецея, Пенелопа бормочет что-то о забытой накидке и бежит обратно. Дожидаясь ее, Клитемнестра открывает ставни, чтобы впустить свежий воздух. Холодный ветер режет кожу точно ножом, но после нескольких часов в душной зале это даже приятно. Она снимает свое синее платье и забирается под толстые одеяла.

Задыхаясь, врывается Пенелопа. Она придерживала платье, чтобы не споткнуться, и теперь ткань пояса измята.

– Что случилось? – Клитемнестра садится.

– Одиссей из Итаки разговаривал с твоим отцом, я их слышала, – выпаливает Пенелопа.

– О чем?

– Обо мне, но я толком ничего не разобрала. – Она хмурит брови. – Мне кажется, они о чем-то договаривались.

– Договаривались?

Пенелопа трясет головой, стремительно меряя комнату шагами, а потом запрыгивает на кровать рядом с Клитемнестрой.

– Он мне понравился, – говорит Клитемнестра.

Пенелопа сдавленно хихикает.

– Мне тоже. Он говорит, как твой муж.

– Ты думаешь? Мне тоже так показалось.

– Да. Они отличаются от остальных. В них есть что-то непроницаемое, правда, я не могу сказать, что именно. – Она на мгновение задумывается, а затем с улыбкой добавляет: – Разговаривать с ними всё равно что в пещеру войти.

Клитемнестре знакомо это ощущение, когда движешься в полной темноте, шаг за шагом, ощупываешь каждый камень, руками прикасаешься к тайнам.

– Они затягивают тебя в разговор, задавая вопросы о тебе же самой, – продолжает Пенелопа.

– В этом Тантал мастер, – хохочет Клитемнестра.

Пенелопа пододвигается ближе, пытаясь согреть под одеялами ноги. Руки у нее покрыты гусиной кожей.

– А что ты думаешь об этом Диомеде?

– Он отвратителен, – отвечает Клитемнестра. – Даже хуже, чем Менелай.

– Я тоже так думаю.