Ключ

– Ты мой мальчик! – улыбнулась Джин, увидев, что Джо тянет к ней руки. Она подошла и обняла его. – Ты немного покраснел, Джо. Надеюсь, ты не сгоришь.

Она достала из сумки баночку солнцезащитного крема, выдавила немного на ладонь и намазала ему лицо. Он закрыл глаза, и его тело обмякло. Под нежным прикосновением матери он перестал делать резкие движения.

– Вы так умело с ним обращаетесь, – отметила Эми. – Не нужно никаких слов, чтобы увидеть, что он вас обожает.

Джин села и посмотрела на сына.

– Он для меня все, – просто сказала она.

– Джин… Я… Я бы хотела присутствовать в жизни Джо… если вы не возражаете, конечно, – робко произнесла Эми.

Джин посмотрела на Эми, на Стивена, на своего сына. Он словно ожидал ее ответа, осознавая его важность.

– Джо и я будем рады, – в конце концов согласилась она. – Мы будем очень этому рады.

Сара стояла и смотрела на здание, с которого все началось. Бульдозеры поработали на славу: все, что осталось от Эмбергейта, – главный вход, причисленный к объектам историко-культурного наследия второй категории, и башня с часами, отреставрированная до состояния былой славы и блистающая своим великолепием в безоблачном небе. На билборде было написано: «Эмбергейт-вилладж. Апартаменты класса люкс и роскошные дома на пять спален».

– Хочешь квартирку? – спросил стоявший сзади нее Мэтт, положив ей руки на плечи.

Сара почувствовала его нежность и инстинктивно прижалась спиной к его груди.

– Ни за что. Я слишком много знаю о том, что здесь происходило. Я бы глаза ночью не сомкнула.

– Покажи мне, что здесь было.

– На самом деле почти ничего не осталось. Вон там, за лужайкой, маленькая часовенка, где пациенты молились. Как-то ей удалось уцелеть среди бульдозеров. А там раньше было поле для крикета. – Сара вздохнула, подумав об Эми и ее утраченной жизни. – Как же я рада, что не послушала отца и продолжала сюда приезжать! Если бы я сделала, как он просил, Эми никогда бы не воссоединилась с сыном.

– Ты поступила правильно. И книга получилась чудесная. Я так тобой горжусь!

Он крепкое обнял ее – так, как обнимают хороших друзей, а не любовников.

– Мэтт? – робко спросила она. – Что… что с нами?

– Не понимаю, о чем ты, – нахмурился он.

– Обо всем. О нас. Мне нужно знать, как ты относишься ко мне. Потому что, как бы я ни любила Мейси, если ты ищешь исключительно мать для нее, я боюсь, что…

Он взял ее лицо в свои руки и нежно поцеловал в губы. Она закрыла глаза, ощутив, как он касается ее волос. Он отстранился и заглянул ей в глаза, гладя по щеке.

– Я ответил на твой вопрос?

– Стало немного понятнее, да.

– Пойдем, – прошептал он. – Уже нужно забирать Мейси из школы.

– Разве? У нее ведь по вторникам занятия творчеством.

Мэтт стукнул себя по лбу.

– Ты права. И что бы мы без тебя делали?

Она встала на цыпочки и снова его поцеловала.

– Надеюсь, вам никогда не придется этого узнать.

Эпилог

В зале душно и нечем дышать. Пахнет старой мебелью, нафталином и потом – от этого сочетания мне становится дурно. Женщина у окна берет длинную палку и открывает высокое окно. Но это ничего не даст – на улице тоже жарко и душно. Ни одного дуновения, чтобы остудить высокую температуру. Я стою в конце зала и смотрю на людей, которые рядами сидят передо мной. Почти все они чем-то обмахиваются. Я перевожу взгляд вперед – там, в инвалидном кресле, сидит мой сын. Он ловит мой взгляд и широко улыбается мне.

С тех пор, как я его нашла, прошло два года, и я могу честно сказать, что мы стали друзьями. Я приняла тот факт, что на большее рассчитывать не могу. Я никогда не смогу стать его матерью. Его мать стоит сейчас рядом с ним, приглаживает ему волосы и вытирает блестящий от пота подбородок. Она легонько разминает ему плечи и привычно целует в затылок. Я изо дня в день благодарю Того, Кто меня, возможно, слышит, за то, что эта самоотверженная женщина выбрала моего сына. Из-за длительной гипоксии во время родов у него не было никаких шансов. Он не научился ходить и говорить, и, если бы не Джин и Гарольд, провел бы всю жизнь в каком-нибудь учреждении. Какая ирония судьбы! Мне физически больно думать о том, что он мог прожить жизнь в больнице, где его бы никто не любил. А Джин совершенно точно его любит. Но она не молодеет. Ей восемьдесят четыре, и она уже три года как вдова. Будущее Джо под вопросом.

Аукционист так громко ударяет своим молотком, что я подпрыгиваю. Он поправляет очки в форме полумесяца и показывает на мужчину на первом ряду.

– Продано джентльмену справа за пять тысяч пятьсот пятьдесят фунтов. Спасибо, сэр! – Прочистив горло, он поправляет узорчатый галстук-бабочку. – Переходим к лоту номер двадцать восемь.

Зал загудел и снова успокоился.

– Лот двадцать восемь: редкая возможность купить картину одаренной художницы Милли МакКарти.

При упоминании имени моей матери я вся сжимаюсь, но гордость за нее заставляет распрямить спину.