Ключ Давида

– Владыка, владыка приехал, – зашептали стоявшие рядом с Джорданом старушки. Когда закончилась служба, владыка обратился к собравшимся:

– Не впервые проливается кровь за Христа, но каждый раз, когда это происходит, вспоминаем мы тех мучеников, которые своей жизнью являли пример служения Господу, а смертью сеяли зерна, из которых во множестве произрастали плоды истинной веры…

Многие плакали и крестились, и подходили все новые люди с букетами цветов. Наконец, гроб с телом вынесли из церкви и перенесли к вырытой уже за церковным зданием могиле. Матушка Ирина, сжав губы и смотря прямо перед собой, держала за руку Мишеньку. Глаза мальчика были полны слез, и, казалось, он вот-вот расплачется, но Миша только сильнее сжимал руку матери, не отрывая взгляда от лица батюшки, наполовину заслоненного покровом. Рядом с матушкой стояла пожилая женщина, в открытом круглом лице которой было что-то общее с убитым священником. Держа на руках плачущего малыша, который никак не мог успокоиться, она терпеливо покачивала его, что-то тихо говоря, и иногда гладила Мишу по голове.

Вдруг кто-то прикоснулся к рукаву Джордана. Он обернулся. Перед ним стояла девушка, вся в черном, повязанная по подбородок платком. Джордан не сразу узнал в ней ту, что встретилась ему на лестнице, когда он приехал к отцу Димитрию домой. Приблизившись к нему так, что их лица едва не соприкасались, девушка, глядя прямо ему в глаза, очень тихо, но отчетливо произнесла:

– Это все из-за вас. Уезжайте отсюда поскорей.

Джордан не успел ни переспросить, ни возразить. Повернувшись, девушка торопливо выбралась из толпы и исчезла за церковными воротами.

Гроб начали опускать в землю, и со всех сторон в голос заплакали женщины. Только жена и мать стояли рядом и молча смотрели, словно переживали то, о чем давно уже знали, что произойдет, и думали сейчас о другом.

* * *

Когда вечером Джордан приехал к Вере, девушка с порога доложила:

– Я связалась с Исай Яковлевичем Гринбергом, и он готов нас принять в Киеве. Это крупный специалист по истории Киевской Руси, а Силин встречался с ним, когда был на Украине в прошлом году. Я сказала, что ты пишешь статьи о тайнах русского средневековья, ничего?

Джордан только кивнул головой.

– В аэропорту нас будет ждать его сын, Леонид. И еще. Не против, если с нами поедет Юра? Не хочу его здесь оставлять, опять натащит всяких Тюленей… Насчет Гертруды я с соседкой Олей договорилась, покормит.

– Конечно, пусть едет. Немного знаний по истории, думаю, ему не повредит.

– Знаешь, я так боюсь за него. Вот если с родителями или со мной что-нибудь случится – что с ним будет? Он ведь совсем ребенок.

– Ты преувеличиваешь, – возразил Джордан. – Юра взрослый парень.

– Проблемы он создает взрослые, а сам… – Вера махнула рукой. – Знаешь, я смотрю на него и вспоминаю… В общем, лет десять назад у меня был парень. Тогда он мне казался таким взрослым, а сейчас я понимаю, что это было такое же дитя, как наш Юрочка. Мы тогда бились с азиатами, левыми, ну ты понимаешь – национализм. Этого парня убили анархисты в драке. Тогда я и поняла, что бывает, когда дети играют во взрослые игры.

Она замолчала, о чем-то задумавшись.

– А ты не думала о том, чтобы уехать из России? – вдруг спросил Джордан.

– Уехать? Это куда же?

– Например, в Америку… – медленно произнес Джордан, глядя куда-то в сторону. Вера искоса взглянула на него. По его плотно сжатым губам и нахмуренным бровям она поняла, что эти слова вырвались у него не случайно. Пауза затянулась.

– Знаешь, мне надо подумать, – наконец ответила девушка, погладив Джордана по руке и заставив его улыбнуться.

Из Юриной комнаты тем временем доносилась громкая тяжелая музыка. Заглянув, Джордан оценил представшую перед ним живописную сцену: юный компьютерщик, сидя на полу и пожирая сырую холодную сардельку, листал лоснящимися пальцами какую-то толстую книгу, из колонок грохотал металл, а на экране ноутбука шел видеоряд концерта. Четверо полуголых, обливающихся потом парней с длинными волосами под монотонный гитарно-ударный аккомпанемент орали по-английски с сильным акцентом тексты типа: «Убей назарянина, залей улицы Вифлеема кровью младенцев».

Вокалист, жирноватый торс которого был раскрашен так, будто он только что вылез из ванны с кровью, дико тряс головой, а гитарист с перевернутым крестом на шее то и дело вскидывал руку в нацистском приветствии. Запись, похоже, была любительской: камера тряслась и широким жестом оператора то и дело разворачивалась на темный зрительный зал, где толпа молодых парней и девчонок в черных футболках оттягивалась в полный рост, вздымая вверх руки с выставленными наподобие рогов двумя пальцами.

Послушав немного, что думают музыканты о моральных качествах девы Марии и сексуальной ориентации ее сына, Джордан окликнул Юру:

– Привет! Что читаешь?

– Да Библию, – дожевывая, ответил тот. – Т-ты рассказывал про Неемию, как он стену в-восстанавливал, вот решил п-прочитать.

– И как тебе?

– Ничего так, – ответил Юра, не поднимая головы от книги. – Вот смотри: «Ворота Источника чинил Шаллум, сын Колхозея». Меня лично п-прикололо.