Ключ дома твоего

В тот день, он поздно вернулся, целый день ходил по знакомым, пытаясь разузнать обстоятельства этих загадочных смертей. Дети, за исключением маленькой дочери, еще не спали, ждали его. Он проголодался и пьянящий запах свежеиспеченного хлеба, выложенного на столе в прихожей, чтоб остыть, кружил голову. Сусанна положила в большую миску хорошо отваренные куски дымящегося мяса, обильно залила его горячим душистым отваром и поставила перед ним. Дети сидели вокруг и с любовью смотрели ему в глаза. За эти три года, что он отсутствовал, они успели соскучиться по нему, и не ложились спать, не дождавшись его. Левон отломил большой кусок хлеба, обмакнул в дымящейся жидкости и только поднес его ко рту, когда дверь за его спиной распахнулась. По тому, как побледнела Сусанна, и округлились от страха глаза сына, он все понял. Спиной он чувствовал тяжелый взгляд Садияр-аги, и холод пронзил его. Задрожал он и выпал из рук его хлеб, прямо в стоявшую перед ним миску. Горячие брызги попали ему на руки и лицо, но ничего не почувствовал Левон, холод сковал его изнутри. И в тишине, что царила вокруг, он услышал не громкий голос Садияр-аги.

- Не помешал? - спросил он на тюркском языке.

Левон молчал.

- Ты знаешь меня?

Левон снова промолчал.

- Знаешь или нет? - настоятельно спросил голос.

На этот раз Левон слегка кивнул головой. Тюркский он знал даже лучше чем армянский.

- Вижу, что узнал. Ждал, наверное? Ну, вот я и пришел. Тут поговорим или выйдем?

Левон не шелохнулся.

- Вставай, подонок, выходи. Хватит прятаться за спинами женщин и детей. Пришло время расплаты.

Левон услышал, как за его спиной взвели курки, и покрылся он холодным потом. И тут заплакала средняя дочь Левона, десятилетняя Айкануш. Заплакала, как плачут дети, громко и с горькой обидой, положив обе руки на стол и опустив на них голову. Левон хотел встать, но не слушались его ноги. Тут же рядом со столом он рухнул перед ногами Садияр -аги. Так и лежал он, уткнувшись лицом вниз у его ног. Слезы, душившие Левона, наконец, прорвались наружу и теперь тяжелыми каплями падали на пол, а он, Левон, независимо от себя, скуля как щенок, целовал его пыльные сапоги.

- Прости меня, Ага, прости. Ради детей моих прости. Не оставляй их сиротами. Прости.

- А меня, почему ты оставил сиротой?

- Грех на мне. Но это не я, это Хяста-Ашот. Он во всем виноват.

- Хоть сейчас будь мужчиной. Не сваливай все на мертвого. Признайся, что ты организовал этот набег.

- Нет, не я, клянусь богом, это не я.

- Скот мой тебе нужен был? Пришел бы ко мне. Кому я отказывал? Разве мало ваших, кормилось с рук моих? Мало все вам. Воровство в крови у вас.

- Это не я, - рыдал, ползая в ногах Левон, на глазах сына своего. Ужас и страх сковали тело Гургена, он даже не шелохнулся, продолжая сидеть за столом.

- Бог тебе судья, подонок. Ты, не ты, не знаю. Но тебя назвали старшим все трое твоих друзей в своем последнем слове.

Волосы зашевелились на голове Левона от этих слов. Сползла вниз стоявшая у стены Сусанна, на миг потеряв сознание. И только сидя на полу, она, казалось, очнулась и сбросила с себя оцепенение.

- Рабом твоим буду, Ага, не убивай моего мужа, - заголосила она и тоже поползла к ногам Садияра. - Я и мои дети, Ага, падут твоей жертвой, прости его, не убивай.

Брезгливо поморщился Садияр-ага, он уже понял, что напрасно он затеял все это здесь, надо было дождаться его где-нибудь в другом месте.

Хотелось ему сделать Левону больно, так же больно, как ныла его рана в свое время. На глазах детей его он хотел пристрелить змею, но не рассчитал силы свои Садияр. С каждым мгновением все тяжелее становилось ему нажать на курок винтовки приставленного к дрожащей, плоской, словно топором отрубленной, голове Левона.

И в это мгновение проснулась младшая дочь Левона. Она родилась два года назад и теперь, тихо слезла с высокой тахты, где всегда спала вместе с сестрой и полусонная подошла к дверям в большую комнату. Не понимая, что делают мать и отец на полу перед большим, в черной, покрытой пылью бурке чужим мужчиной.

- Мама, я боюсь одна, - сказала она тихо и посмотрела в лицо чужого человека.

И тогда Садияр -ага, нет, не простил, такое не прощается, просто отпустил Левона. Плюнул и отпустил.

- Куда хочешь уезжай, но чтоб я о тебе больше никогда не слышал. Ты меня понял?

- Да, да. Меня больше не услышишь. Уеду, сегодня, сейчас. Ага, вот сейчас, - бормотал Левон, ползая на коленях и глотая слезы, ошалев от радости. Не веря, что остается жить.

- Детям твоим тебя возвращаю, подонок.

- Да, Ага, да.

Как ушел Садияр-ага Левон не помнил. Он еще полз по полу, вместе с женой своей, когда дверь захлопнулась и воцарилась тишина. Только теперь Левон осознал, насколько смерть его была близка, она коснулась его своим крылом, обожгла своим дыханием, свела ему все мышцы и, улетела прочь.