Ключ от бездны

– Хватит тут из себя непричемыша строить, я твою винтовку сразу узнал! – заорал Толик. Он лихо выхватил из рук Бучека карабин и сунул оружие в лицо Меркулову. – Не твое, скажешь?

– Мое, – согласился тот, указательным пальцем отводя дуло от переносицы. – Несколько дней назад с нашего склада в Иркутске украли оружие и источники питания. Моя служба безопасности проследила похитителей до Булганска, это люди «Рато».

Он повернулся к Бучеку.

– Кстати, я видел письмо, где говорилось о Кристине Язовой… – Тут Меркулов хлопнул себя по лбу, как человек, который вдруг обрел ясность в тумане, и уставился на словака, будто видел впервые. – А я все гадал, откуда мне знакома фамилия Бучек! Это же ты пристроил Язову в тихую обитель под крыло Ватикана!

Меркулов опять замолчал, уставившись в темноту. Олегу казалось, что он чувствует, как в голове бизнесмена скрежещут, ворочаясь, шестеренки мыслительного процесса. Наконец процесс завершился.

– А вот скажи: ты-то каким образом узнал о Пирасе? О том, что он охотится за Ключом? Ты ведь за ним пошел в Зону.

И тут раздался слабый голос. Дремавший мужчина оперся на локоть и чуть приподнялся. Сейчас, когда свет нескольких фонариков был обращен в его сторону, стало понятно, что это молодой человек, только сильно изможденный.

Разобрать быструю, путаную речь на итальянском оказалось непросто.

– Кто это?

– Дык… Данте это, альпинист, – ответил Косорылый. – Мы здесь его нашли. Его «паучий глаз» долбанул во все печенки. Не понимаю, как он вообще сюда добрался, еще и не жрал давно, я ему вколол кое-что из своей аптечки. Вот, оклемался, значит.

Итальянец опять заговорил. Быстро, сбивчиво.

– О чем он? – спросил Гончар. – Кто-нибудь понимает по-итальянски?

Бучек демонстративно сложил на груди руки, показывая, что переводить не станет. Меркулов прислушался и с досадой покачал головой.

– Нет, не понимаю. Только отдельные слова.

– Сейчас. – Толик порылся в рюкзаке и достал переводчик, позаимствованный у Рэйвена. Поставил на громкую связь.

– Неужели вы не понимаете, что ваши молитвы не слышат, – горячился Данте. – Бог мертв, мы предоставлены сами себе, религии – выхолощенный ритуал и средство наживы, храмы – просто стены, церковь отпускает грехи величайшим грешникам и не дает надежду обездоленным. Разве молитва нынче исцеляет? Разве вера способна оживить мертвых? Больше нет надежды для тех, кто смертельно болен, кто потерял близких. Чудес в нашем мире больше нет.

– Вера – это не только чудеса, – тихо проговорил Бучек.

– Зато сейчас у нас есть шанс все изменить!

– Дурак, – фыркнул Меркулов. – Идеалист. А знаешь ли ты, что следом за мечтателями вроде тебя всегда приходят люди с оружием и большими деньгами.

– Ты предлагаешь верить в Аномалию? – Гончар скептически поднял брови.

– Я предлагаю верить в человека в Аномалии, – возразил Данте. – Чем это хуже человека, распятого на кресте?

Его голос окреп, звучал сильнее.

– Альдо хотел лишь, чтобы вера творила чудеса. Он был хорошим человеком.

Альдо Пирас, говорил Данте, обладал двумя отличительными чертами: пытливым умом и ненавистью к католической церкви. Но если первое качество являлось врожденным, то во втором был виноват случай из юности Альдо, когда погибла его подруга. Виновный в ее смерти не только был оправдан судом, но и получил отпущение грехов церкви. Для Альдо, воспитанного в католичестве, последнее привело к разрыву с церковью. Если человеческий суд может ошибаться, считал он, то суд божий никак не мог простить нераскаявшегося убийцу. Однако неприязнь к церкви не мешала Альдо один день в неделю проводить в архивах Ватикана.

– Впредь будут внимательнее смотреть, кому выписывают пропуск, – хмыкнул Меркулов.

Пирас собирал материалы об отношении церкви к Зонам и Аномалии, продолжал Данте. Информации хватало – за закрытыми дверьми святых обителей вовсю строили гипотезы и предположения на тему, как скажется появление Аномалии на христианстве. Версии высказывались разные, но все сходились в одном: если бы кто-то нашел средство воздействия на Аномалию, чтобы она могла выдавать на-гора чудеса, карать и одаривать, то большая часть существующих религий испытала бы отток верующих. А если при этом еще и объявили бы Аниту живым воплощением какого-нибудь древнего божества, например буддисткой богини Тары, то получалась готовая альтернатива христианству. От желающих поклониться живой богине не было бы отбоя.

Хотя преимущество новой религии перед существующими выглядело очевидным, Ватикан не беспокоился: теорию от практики отделяла пропасть. Все изменилось после того, как Пирас нашел документ – исповедь Кристины Язовой, которая восемнадцать лет назад работала в секретной лаборатории в Забайкалье. Обладание Ключом приближало абстрактные рассуждения к реальному воплощению. Даже самое простое компьютерное моделирование давало категоричный прогноз, а именно: моментальное распространение нового верования.