Наконец на булыжниках осталась только разноцветная галька, гладкая, плоская, обкатанная морем. Иллира отпустила Кимата, и он с восторгом устремился к камешкам. Аяна сидела, положив руки на колени и сцепив пальцы. Она смотрела, как сын со смехом кидает гладкие камешки, как они звонко цокают и клацают, отскакивая от камней двора.
– Аяна, пожалуйста, скажи, что происходит. Я не понимаю.
– Ничего, – сказала Аяна. – Всё в порядке.
– Знаешь, я, пожалуй, заберу его на ночь. Не знаю, приедет ли сегодня Черилл, но Кимо пусть лучше поспит со мной. Аяна, прошу, перестань повторять, что всё в порядке. Я тебя такой впервые вижу. Я не понимаю, что происходит.
Аяна молча сидела и перекладывала камешки, один на другой, слева направо и справа налево, и снова, и ещё раз, и каждый раз стопка выходила немного иной.
Вечерело. Кимат попросил есть, и она спустилась в погреб за молоком, сварила ему кашу, расплескав молоко на очаг, так, что в кухне завоняло гарью, и, пока он ел, сидела, глядя на маленький круглый сучок на одной из досок стола. Кимат начал зевать, и Иллира, которая обеспокоенно ходила всё время рядом, переглядываясь с Кидемтой, взяла его на руки.
– Я пойду уложу его, – сказала она. – Аяна, прошу тебя, сними эту странную бороду. Она похожа на щетину больной свиньи. У тебя не шелушится лицо от этого клея?
– Всё хорошо, – сказала Аяна. – Всё в порядке.
Она погладила сына по голове, глядя на окна, выходящие в арку, потом ушла в комнату, и Иллира прошла по лестнице наверх, мимо её окошка, воркуя с Киматом.
Ветер так и налетал порывами, качая листья папоротников. Она оставила створку окна приоткрытой, сняла зелёный костюм и очень аккуратно сложила его, разглаживая складки, потом легла на кровать и закрыла глаза.
Ишке спрыгнул на постель за её спиной и улёгся там, стянув покрывало с её плеч. Она вяло подёргала ткань, и кот недовольно перелёг в ноги, положив большую голову на её лодыжку.
Она лежала с закрытыми глазами, наблюдая мелкие яркие всполохи и рябь в черноте на своих веках.
2. Багровое пламя
Острая боль раскалённым гвоздём ткнула лодыжку, и Аяна моментально проснулась и зажмурилась, хватаясь за ногу и одновременно за покрывало, которое Ишке опять стянул с неё прыжком.
– Ишке! – воскликнула она. – Прекрати так прыгать!
С площадки послышался шорох, и на неё сверху, из окна, рухнуло что-то большое и тёмное.
– Айи...
Конда прижал её к себе, и она слышала стук его сердца в темноте, его тяжёлое, горячее дыхание. Она замерла, будто окаменев. Конда закинул на неё ногу и лежал, крепко стиснув, нагревая затылок выдохами. Потом он развернул её к себе и потянулся поцеловать, но отшатнулся.
– Что... что у тебя... Что с твоим лицом?
Он отстранился и пытался в темноте разглядеть её.
– Аяна! Айи!
Он тормошил её, ощупывал горячими пальцами её лицо, потом наконец поддел и дёрнул сетку с бородой.
– Айи! Что с тобой? Что это за... Что это за штука? Зачем ты...
Он обнял её снова и зарылся носом в её волосы. Она лежала и слушала, как бьётся её сердце, и как стучит его.
– Почему ты молчишь... Айи... что с тобой? Посмотри на меня!
Он повернул ладонями её лицо и тревожно вглядывался, пытаясь понять, но лунного света в рваных тучах было недостаточно.
Аяна посмотрела ему в глаза, и они были как две пропасти во мраке. Его ладони задрожали. Он выпустил её лицо и убрал руки, потом просто лёг у неё за спиной, уткнувшись лицом ей в волосы.
Она закрыла глаза и смотрела на фиолетово-зелёные узоры, сплетающиеся у неё под веками.
Рассвет робко поднимался из-за гор, высветляя небо. Аяна открыла глаза, и вдруг пронзительное счастье на один-единственный краткий миг защекотало у неё в груди и носу, а глаза слегка защипало. Конда обнимал её сзади, прижимаясь и согревая, и она скосила глаза на его руку, на его длинные смуглые пальцы. В горле возник едкий, душный комок, поднимавшийся откуда-то из груди, вверх по шее, к мочкам ушей, сводя челюсть. Спину словно сковало судорогой от шеи и вниз, до лопаток. Она лежала с открытыми глазами и смотрела в светлую оштукатуренную стену, и та будто надвигалась на неё, кружась.
Стало ещё светлее. Конда зашевелился, шумно вдохнул и стиснул её, вжимаясь лицом в затылок. Аяна посмотрела вниз, на простыню. Там лежала фальшивая борода. Она протянула руку и потрогала пальцем светлые жёсткие волоски.
Конда слегка отстранился, потом поднялся на локте и сразу сел. Он молчал. Аяна поднялась, не поворачиваясь, и тоже села, свесив ноги с кровати, спиной к нему. Комок в горле стал ещё горше. Плечи болели. Она покосилась на правое плечо. Там краснели пятна, начавшие перецветать в фиолетовый.
Она сидела так, пока не услышала скрип половиц на втором этаже. Потом встала, аккуратно взяла штаны со стула, встряхнула, расправляя, и натянула их.
Она повернулась к кровати. Конда сидел там, под окном, и смотрел в угол, где стояла кроватка Кимата и лежала маленькая бархатная лошадка.
Аяна стояла, молча глядя на него.
– Это... это правда? – безжизненно пробормотал он.