Читаем Ключ от этой тайны (СИ) полностью

  Феликс никогда так по-взрослому не говорил с Ирой. Теперь он понял, как она изменилась. С нею неожиданно стало просто и легко.



  Он как будто вновь открывал её для себя. И её лёгкую пружинистую походку и изящность фигуры. И пылающую добротой и пониманием душу. И твёрдые ласточки круглых бровей. И доброту, и красоту пронзительных карих глаз. И нежный лепесток улыбки



  - Феликс, а эта Вика... Кто она тебе? - внезапно спросила Ира.



  - Просто знакомая, - ответил Феликс, потянув коктейль через соломинку. - Знакомая девушка. Нет, мы с ней никак не близки. Если ты об этом.



  - Нет, - растерянно успела брякнуть Ира.



  - Ею очень Саня заинтересовался, - добавил Феликс и подмигнул.



  - Да ты что? - улыбнулась Ира. - Прохорчук? Вот это новость! А у него же была эта... толстушка.



  - Тоня? Нет, Тоня уже всё...Ну, вот теперь новая будет...



  Возникла пауза. Потом Феликс добавил серьёзным тоном:



  - Я Вику с армии знаю. Её отец когда-то помог мне. Я как бы должник его... С её матерью он не живёт. А дочь... Хочет, наверное, повлиять на её судьбу, сделать счастливой. В первую очередь, он хотел, чтобы у неё были друзья. Поэтому делал всё, чтобы мы подружились.



  - Она входит в твои планы? - прямо и несколько жёстко спросила Ира, пристально глядя в глаза. Лицо её на минутку застыло и стало похоже на маску.



  - Нет, - сказал Феликс. - Но... должен заметить, она, по-своему, хороший и таланливый человек... Рисует хорошо. Достойна уважения.



  Ира опустила взор и молча кивнула.



  Феликс отодвинул бокал.



  - Знаешь, я не хочу назад, в прошлую жизнь. Эта жизнь меня совсем не привлекает. Хочу чего-то нового. Мне нужен прыжок ... в будущее.



  Феликс говорил сейчас уверенно и открыто то, что сформировалось в нём уже давно, и он никак не мог высказать это.



  - В таком случает, что планируешь в жизни?



  - Пока на завод. Автомобильные запчасти сваривать. Севка обещал помочь. Буду работать и готовиться. А следующим летом...



  - Я думаю - ты поступишь...Слушай, у меня к тебе будет просьба. Я своего отца нашла. Он болен. Сначала он с язвой лежал, а сейчас что-то с лёгкими... Отец его, то есть дед мой, Виктор Фёдорович, помер не так давно в больнице. После инсульта он не так долго прожил. Получается, больше никого у моего отца нет. Ну... я рассказала ему о тебе. Он хочет увидеть тебя. Ты мог бы прийти, просто прийти...



  - Хорошо. Почему нет? Если это хоть как-то поможет твоему отцу.





  ***



  Мир заполонило свежее после дождя утро. Деревья чёрными стволами отражались в нежных зеркалах луж.



  То, что они в ранний пасмурный час встретились на вокзале, ехали вместе в электричке рука об руку, имело для Иры большое значение и очень её волновало. Оловянные капли и мелкие листочки подрагивали на вагонных стёклах.



  Когда они шли, держась за руки, по мокрой дороге появилось пылающее ядро солнца. Бережные лучи заблистали в придорожной траве. Вскоре их встретило стройное многоцветье леса с тёмно-синими и оранжевыми тенями.



  Николай Викторович Каштаринский в последнее время проживал в загородном доме врача Лазаревского. Это был знакомый Надежды Ивановны, мамы Иры, ещё по занятиям у Манежиной...



  Николай Викторович лежал на кровати под грушей - весь худой, измождённый, но лицо было красивым. За ним торжественным сверкающим иконостасом стоял лес. Тонкие бледные руки, казавшиеся прозрачными, лежали поверх одеяла. Строгая пожилая женщина, мать хозяина, давала больному лекарства по часам и делала уколы.



  Они познакомились. Отец Иры какое-то время расспрашивал Феликса. Ему трудно было говорить, он много кашлял и тяжело дышал.



  - Я долгое время работал на опасном производстве, - говорил Николай Викторович. - Тогда к этому относился беспечно. Главной была безопасность страны. Сейчас это дало свои плоды...



  Какое-то время они перекидывались отдельными фразами, а потом отец сказал:



  - Ира, Феликс. Самое главное, что вы молодые, строите свою жизнь. Пусть всё у вас получится. И ещё. Один философ говорил: "Дружба навеки и посмертно". Пусть и у вас так будет. Я вам книжечку одну дам... Она хоть и старая, но полезная. Почитайте на досуге.



  Николай Викторович поцеловал Иру и пожал Феликсу руку.



  Лазаревский вынес плотный газетный пакет и передал Ире. Снабдил грушами, виноградом и даже двумя круглыми, будто полосатые мячи, арбузами. Потом предложил подкинуть до ближайшей станции.



  - У него хроническая обструктивная болезнь лёгких, - сказал Лазаревский, когда они ехали в машине. - Органы испытывают кислородное голодание, появляется кашель, одышка.



  - А что нужно для лечения? - спросил Феликс.



  - Сейчас важна дорогостоящая терапия кислородом, искусственная вентиляция лёгких.





  ***





  За вагонным окном зелёный цвет смешивался с лимонным и вишнёвым. Ира грустно глядела на раннюю осень.



  Когда наскучило смотреть на проносящиеся за окном поля, Феликс предложил:



  - Ир, а давай посмотрим книгу, которую твой отец передал. Интересно, что там?



  Ира хлопнула себя ладошкой по лбу:



  - Тьфу, совсем забыла!



  В пакете была старая книга.





  Тихон Устименко. "Рабство и свобода". Издательство "Федерация", 1933.





  - Ух ты, какой раритет! Тридцать третий год! - воскликнул Феликс.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Обитель
Обитель

Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Национальный бестселлер», «СуперНацБест» и «Ясная Поляна»… Известность ему принесли романы «Патологии» (о войне в Чечне) и «Санькя»(о молодых нацболах), «пацанские» рассказы — «Грех» и «Ботинки, полные горячей водкой». В новом романе «Обитель» писатель обращается к другому времени и другому опыту.Соловки, конец двадцатых годов. Широкое полотно босховского размаха, с десятками персонажей, с отчетливыми следами прошлого и отблесками гроз будущего — и целая жизнь, уместившаяся в одну осень. Молодой человек двадцати семи лет от роду, оказавшийся в лагере. Величественная природа — и клубок человеческих судеб, где невозможно отличить палачей от жертв. Трагическая история одной любви — и история всей страны с ее болью, кровью, ненавистью, отраженная в Соловецком острове, как в зеркале.

Захар Прилепин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Роман / Современная проза
Я из огненной деревни…
Я из огненной деревни…

Из общего количества 9200 белорусских деревень, сожжённых гитлеровцами за годы Великой Отечественной войны, 4885 было уничтожено карателями. Полностью, со всеми жителями, убито 627 деревень, с частью населения — 4258.Осуществлялся расистский замысел истребления славянских народов — «Генеральный план "Ост"». «Если у меня спросят, — вещал фюрер фашистских каннибалов, — что я подразумеваю, говоря об уничтожении населения, я отвечу, что имею в виду уничтожение целых расовых единиц».Более 370 тысяч активных партизан, объединенных в 1255 отрядов, 70 тысяч подпольщиков — таков был ответ белорусского народа на расчеты «теоретиков» и «практиков» фашизма, ответ на то, что белорусы, мол, «наиболее безобидные» из всех славян… Полумиллионную армию фашистских убийц поглотила гневная земля Советской Белоруссии. Целые районы республики были недоступными для оккупантов. Наносились невиданные в истории войн одновременные партизанские удары по всем коммуникациям — «рельсовая война»!.. В тылу врага, на всей временно оккупированной территории СССР, фактически действовал «второй» фронт.В этой книге — рассказы о деревнях, которые были убиты, о районах, выжженных вместе с людьми. Но за судьбой этих деревень, этих людей нужно видеть и другое: сотни тысяч детей, женщин, престарелых и немощных жителей наших сел и городов, людей, которых спасала и спасла от истребления всенародная партизанская армия уводя их в леса, за линию фронта…

Алесь Адамович , Алесь Михайлович Адамович , Владимир Андреевич Колесник , Владимир Колесник , Янка Брыль

Биографии и Мемуары / Проза / Роман, повесть / Военная проза / Роман / Документальное