Читаем Ключ от этой тайны (СИ) полностью

  - Слушайте меня, хлопцы! Вот, значит, яблоньки, вот стремянки, вон корзины, вёдра. То что рвём сверху - аккуратно в корзины. Собираем внизу - бросаем в вёдра. Понятно?



  Были объявлены какие-то нормы, но Феликс уже этого не слушал. Он подтянул стремянку к ближайшей яблоньке. С ним пристроился мрачный, молчаливый Саня Прохорчук.



  Оказалось рвать яблоки совсем непросто. К тому же, когда чувствуешь себя не очень хорошо. Уже спустя час Феликс не мог поднять рук - болели.



  Он подошёл к мастеру, сидевшему на ящике и что-то писавшему в блокноте.



  - Владимир Артемьевич, я не могу работать. Заболел, плохо себя чувствую.



  Щекутин поморщился, как будто проглотил горькую таблетку.



  - Ничего не знаю, - твёрдо сказал он. - Есть план, есть нормы. Приказ - норму выполнить.



  Он присмотрелся к Феликсу.



  - Тебе понятно?



  - Да.



  - Отвертеться не удастся.



  Мастер поднялся с ящика, спрятал блокнот в сумку, быстро схватил Феликса за рукав и потянул за собой.



  - А пойдём-ка со мной.



  - Куда? - спросил Феликс.



  - Пошли. Скоро вернёмся. А ты работай.



  Последнее касалось подошедшего Прохорчука.



  Перекинув сумку через плечо, Щекутин пошёл вперёд, за ним поплёлся Феликс, думая, что возможно мастер хочет сменить ему работу, облегчить труд.



  Они шагали по саду, в котором возились сборщики яблок.



  Из-за рваной тучи выглянуло робкое светило. Поредевшие осенние сады пронзили солнечные иглы. Они ярко летели между бронзовых листов. Вверху неистово летали птицы, казалось, что воздух дрожит, искрит и даже звенит от их полёта.



  Владимир Артемьевич и Феликс пересекли каменку и вошли в сумрачный, остро пахнущей хвоей лес. Мелкие холодные капельки бусинками застыли на иглах.



  Владимир Артемьевич обернулся:



  - Слушай, пацан, вот что я тебе скажу. Не умеешь - пить не берись. Пить водку нужно уметь. Для этого нужно знать свою меру, чувствовать её мозгом, всем организмом. Вслушайся в него - он тебя всегда предупредит. Понял меня?



  Феликс смотрел на него широко открытыми глазами.



  - А коль напился, дурак, толком не закусив, опохмеляться надо. На!



  Он вынул из сумки маленькую фляжку.



  - Что это?



  - Водка. Пей!



  - Нет, не могу. Меня тошнит, я даже думать не могу о ней.



  - Пей, дурак, легче будет, - сказал Щекутин и поднёс флягу к разбитому рту Феликса. - Пей, я тебе сказал!



  Феликс подчинился, хлебнул, скривившись.



  - Ещё пей! Мало. Пей через не хочу.



  Феликс, морщась, хлебнул ещё.



  Щекутин зашуршал в сумке целлофаном и протянул бутерброд.



  - На, закуси. Хороший бутерброд, с колбасой и жареным яйцом.



  Они сидели на стволе поваленного дерева и чувствовали, как солнечное тепло побеждает сырость. Щекутин тоже съел бутерброд, наблюдая за Феликсом.



  - Я почему тебя привёл сюда. Смотрю, ты совсем никакой, еле ходишь. Вот и решил немного помочь. Ты только не трепись никому... Бог ты мой, губа разбита, нечёсаный, небритый, бледный. Посмотри - на кого ты похож? Заправься, приведи себя в порядок, ты же мужчина! И привыкай без мамки жить!



  Феликс доел, встал, послушно заправил рубашку в брюки, стряхнул с куртки листья и иглы.



  Когда они вернулись, Феликс выглядел веселее, и работалось ему немного легче.



  - Ты куда с ним ходил? - полюбопытствовал Саня Прохорчук.



  - Да так, работа одна была, надо было помочь.



  Прохорчук хмыкнул и продолжил собирать упавшие яблоки в ведро.





  ***



  Комсомольское собрание, которого все ждали с трепетом, оказалось очень непродолжительным. Видимо сказывалось, то, что к вечеру все порядком устали, да и надо было не опоздать к ужину.



  Сначала с короткой, но яркой речью выступил Щекутин, который не только отругал всех за недостойное поведение, но и веско предупредил, что последующие подобные выходки могут привести с исключению и из комсомола, и из училища.



  Сидевший рядом с ним старший лейтенант милиции взял слово.



  - Вы комсомольцы, граждане нашей необъятной страны, приехали к нам, помогать совхозу и отдохнуть... Последние ещё тёплые деньки перед осенью остались, так сказать... И что же мы видим? В первый же вечер - напились, подрались. Нехорошо. Не по-товарищески, так сказать, это. Мы вам все условия... Из-за чего же весь сыр - бор, гражданин Рыболовля?



  Рыболовля встал. Щёки его были красны. Он говорил ровным голосом, опустив взор:



  - После дискотеки мы решили погулять ... с местными девушками. Ну, немного пошутили, пообнимались. А тут они налетели и давай нас...Один даже с цепью был. Другие с палками, железками... Ну, как тут не дать сдачи? Я и поднял ребят...



  - Кстати, во время драки были нанесены резаные раны, - прищурился старший лейтенант. - Признавайтесь у кого финка?



  Все молчали. Феликс сидел ни жив, ни мёртв.



  - Молчите? Ваше счастье что никто из пострадавших заявления не написал. А то... Тут товарищ Щекутин, мастер ваш, просит простить вас для первого раза и никак не наказывать. Ладно, ограничимся пока воспитательной работой. Итак, будем считать, что мы договорились. Вы должны вести себя чинно, не хулиганить... Но, есть ещё одно обстоятельство. Из Дахова к нам пришли сведения о приводах граждан Рыболовли, Мешкова и Зимогорова в милицию. Поэтому вас мы берём под свой особый контроль.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Обитель
Обитель

Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Национальный бестселлер», «СуперНацБест» и «Ясная Поляна»… Известность ему принесли романы «Патологии» (о войне в Чечне) и «Санькя»(о молодых нацболах), «пацанские» рассказы — «Грех» и «Ботинки, полные горячей водкой». В новом романе «Обитель» писатель обращается к другому времени и другому опыту.Соловки, конец двадцатых годов. Широкое полотно босховского размаха, с десятками персонажей, с отчетливыми следами прошлого и отблесками гроз будущего — и целая жизнь, уместившаяся в одну осень. Молодой человек двадцати семи лет от роду, оказавшийся в лагере. Величественная природа — и клубок человеческих судеб, где невозможно отличить палачей от жертв. Трагическая история одной любви — и история всей страны с ее болью, кровью, ненавистью, отраженная в Соловецком острове, как в зеркале.

Захар Прилепин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Роман / Современная проза
Я из огненной деревни…
Я из огненной деревни…

Из общего количества 9200 белорусских деревень, сожжённых гитлеровцами за годы Великой Отечественной войны, 4885 было уничтожено карателями. Полностью, со всеми жителями, убито 627 деревень, с частью населения — 4258.Осуществлялся расистский замысел истребления славянских народов — «Генеральный план "Ост"». «Если у меня спросят, — вещал фюрер фашистских каннибалов, — что я подразумеваю, говоря об уничтожении населения, я отвечу, что имею в виду уничтожение целых расовых единиц».Более 370 тысяч активных партизан, объединенных в 1255 отрядов, 70 тысяч подпольщиков — таков был ответ белорусского народа на расчеты «теоретиков» и «практиков» фашизма, ответ на то, что белорусы, мол, «наиболее безобидные» из всех славян… Полумиллионную армию фашистских убийц поглотила гневная земля Советской Белоруссии. Целые районы республики были недоступными для оккупантов. Наносились невиданные в истории войн одновременные партизанские удары по всем коммуникациям — «рельсовая война»!.. В тылу врага, на всей временно оккупированной территории СССР, фактически действовал «второй» фронт.В этой книге — рассказы о деревнях, которые были убиты, о районах, выжженных вместе с людьми. Но за судьбой этих деревень, этих людей нужно видеть и другое: сотни тысяч детей, женщин, престарелых и немощных жителей наших сел и городов, людей, которых спасала и спасла от истребления всенародная партизанская армия уводя их в леса, за линию фронта…

Алесь Адамович , Алесь Михайлович Адамович , Владимир Андреевич Колесник , Владимир Колесник , Янка Брыль

Биографии и Мемуары / Проза / Роман, повесть / Военная проза / Роман / Документальное