Читаем Ключ от этой тайны (СИ) полностью

  Феликс похваливал чай, а Андрей Анатольевич завёл разговор об игрушках и собственной технологии их восстановления.



  Тут в прихожей что-то щёлкнуло, и словно лёгкий шелестящий ветерок влетел в комнату. Это была резвая темноволосая девчушка с худеньким личиком в синей болоньевой курточке.



  - Деда!



  - О! Катаржинка пришла из садика! А чего не разулась? Ну-ка в прихожую - разуваться.



  - Деда, а мы... а мы... лепили..., говорила девочка немного нараспев. Видно было, что ей ещё тяжело произносить слова.



  - Ну, молодцы какие! Из чего лепили?



  - Из ...пла - стилина,- девочка с трудом выговорила слово, - лепили бабку- ёшку и ... снеговика...



  - Катаржина, в коридор, снимать обувь, быстро, - прозвучал звонкий голос.



  У Феликса сжался комок в животе от волнения - вошла та самая девушка! Она была в белом свитере. Тёмно-синие вельветовые джинсы красиво обрамляли её фигуру.



  - О, у нас гости. Здравствуйте! Я же говорила, что мы ещё увидимся.



  Феликс встал и поздоровался.



  Она говорила и очаровательно улыбалась. Её лицо было слегка влажным.



  - А на улице снег такой! - пояснила она, вытирая лицо.



  За окном ровными полосами падал снег, в свете фонаря он казался голубым.



  - Ну, вы я думаю уже знакомы.



  - Нет, мы так и не успели познакомиться.



  Андрей Анатольевич представил девушку:



  - Это Мария, моя дочь. А это тот самый юноша, о котором я говорил, что он игрушки нам принесёт. У него счастливое имя. Его зовут Феликс.



  - Очень приятно, - кивнула Мария, отводя взгляд, занимаясь дочерью, которая вернулась с коридора.



  - Катаржина, иди мой руки.



  - Игрушки? Покажи, деда, - попросила Катаржинка.



  Дальше для Феликса вся суета сплелась в пёстрый хоровод.





  ***



  Катаржинка ловкими движениями перебирает игрушки, давая название каждой, будто юная богиня на переустройстве мира.



  Андрей Анатольевич строго блестит очками и сиплый его голос похож на свист ветра в сентябрьской чаще.



  А она Мария, скрываясь в лабиринтах дома, волшебно возникала из суеты. Её глаза, блестя серыми юркими кошками, то скачут на грудь Феликса и томят его взгляд, то быстроногим оленем убегают в чащу. В груди Феликса стучит молот. Дальше почему-то возникает кухня, где Мария колдует над посудой, и он помогает ей вытирать посуду, а сам понимает, что она уже выталкивает его отсюда.



  - У меня ещё много дел - Феликс. И сегодня. И всегда. У меня стариканы. У меня дети.



  - Какие стариканы?



  Продолжает она уже на улице, где они шагают сквозь лёгкий снегопад, на небе медленно плывут стада туч, а фонари горят приятно и дружественно, превращая город в единый великий дом.



  - Я помогаю одиноким старикам.



  - Почему именно им?



  - Мне кажется, в отличие от старушек, одинокие мужчины больше страдают и в быту более беспомощны. Ну вот так решила.



  - А игрушки?



  - Реставрированные, они возвращаются в руки детей. Хотите, можете мне иногда помочь.



  - Хочу. Я очень хочу, Мария.



  Цветок улыбки украшает её лицо.



  Она записывает телефон, и снежинки садятся на страничку блокнота.



  Она исчезает в зеркально - электрическом магазинном мире.



  А он бредёт один с радостным томлением, слизывая снег с губ.





  ***



  Мария была студенткой в педагогическом вузе, а о больных стариках ей рассказывала подруга Рита, парень которой работал в милиции. Оттуда же они узнавали об одиноких мамах, живущих только на одну зарплату, и практически не получающих помощи от отцов. Туда передавали игрушки.



  Для передвижения Мария брала отцовский "Москвич". Феликс, как и обещал, поехал с ней, а потом он поехал ещё раз и ещё. Мария ему нравилась, с ней ему было легко, куда легче, чем с Лилей и интереснее, чем с дружками из училища шататься по кафе и пивнушкам.



  За два месяца они посетили множество домов. Ездили в основном по вечерам. Как правило это был частный сектор, иногда в балках: скользкие улицы, высокие серые и хмурые заборы, за которыми рычали злобные псы. Феликс вспоминал о спуске в балку, как в "дантов ад".



  Иногда снег валил хлопьями. Приходилось машину оставлять наверху, а по улицам спускаться сквозь снежную пелену и заносы. На некоторых улицах ещё можно встретить цивилизацию: горел фонарь и просматривалось подобие дороги с остатками асфальта или каменки, а на иных царила тьма и полное бездорожье. Но от выпавшего снега было светло, а свет из окон помогал ориентироваться.



  Дома были разные, в некоторых было по две - четыре квартиры. Одинокие дома, мёртвые дома, интеллигентные дома, простые дома, мещанские дома - он разных навидался!



  Конечно, благодаря Марии, взгляд Феликса на мир расширился, хотя и приключений хватало. Бывало он падал на скользкой дороге, и мужик пьяный топором на него замахивался и травил собакой, и пьяный цыган угощал вином, и с глухонемым приходилось общаться, и с корейцами, даже познакомился ассирийцем и персиянкой. Трудности Феликса не пугали, его вело удивительное чувство причастности к какому-то доброму, благородному делу, а также разгоравшийся огонёк чувства к девушке.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Обитель
Обитель

Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Национальный бестселлер», «СуперНацБест» и «Ясная Поляна»… Известность ему принесли романы «Патологии» (о войне в Чечне) и «Санькя»(о молодых нацболах), «пацанские» рассказы — «Грех» и «Ботинки, полные горячей водкой». В новом романе «Обитель» писатель обращается к другому времени и другому опыту.Соловки, конец двадцатых годов. Широкое полотно босховского размаха, с десятками персонажей, с отчетливыми следами прошлого и отблесками гроз будущего — и целая жизнь, уместившаяся в одну осень. Молодой человек двадцати семи лет от роду, оказавшийся в лагере. Величественная природа — и клубок человеческих судеб, где невозможно отличить палачей от жертв. Трагическая история одной любви — и история всей страны с ее болью, кровью, ненавистью, отраженная в Соловецком острове, как в зеркале.

Захар Прилепин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Роман / Современная проза
Я из огненной деревни…
Я из огненной деревни…

Из общего количества 9200 белорусских деревень, сожжённых гитлеровцами за годы Великой Отечественной войны, 4885 было уничтожено карателями. Полностью, со всеми жителями, убито 627 деревень, с частью населения — 4258.Осуществлялся расистский замысел истребления славянских народов — «Генеральный план "Ост"». «Если у меня спросят, — вещал фюрер фашистских каннибалов, — что я подразумеваю, говоря об уничтожении населения, я отвечу, что имею в виду уничтожение целых расовых единиц».Более 370 тысяч активных партизан, объединенных в 1255 отрядов, 70 тысяч подпольщиков — таков был ответ белорусского народа на расчеты «теоретиков» и «практиков» фашизма, ответ на то, что белорусы, мол, «наиболее безобидные» из всех славян… Полумиллионную армию фашистских убийц поглотила гневная земля Советской Белоруссии. Целые районы республики были недоступными для оккупантов. Наносились невиданные в истории войн одновременные партизанские удары по всем коммуникациям — «рельсовая война»!.. В тылу врага, на всей временно оккупированной территории СССР, фактически действовал «второй» фронт.В этой книге — рассказы о деревнях, которые были убиты, о районах, выжженных вместе с людьми. Но за судьбой этих деревень, этих людей нужно видеть и другое: сотни тысяч детей, женщин, престарелых и немощных жителей наших сел и городов, людей, которых спасала и спасла от истребления всенародная партизанская армия уводя их в леса, за линию фронта…

Алесь Адамович , Алесь Михайлович Адамович , Владимир Андреевич Колесник , Владимир Колесник , Янка Брыль

Биографии и Мемуары / Проза / Роман, повесть / Военная проза / Роман / Документальное