Читаем Ключ от этой тайны (СИ) полностью

  Василий Борисович добавил соли, размешал её гнутой алюминиевой ложечкой. Ложечка на конце была с уже закристаллизованной солью. Аккуратно опустив в очистной стаканчик, он с удовольствием выпил сок, пахнущий зрелыми томатами.



  Вдруг вспомнились студенческие годы, лето, работа на поле с помидорами, как носил ящики в кузов машины, как отмечал на листке их количество.



  "Странно, а сейчас ребят на яблоки посылают", - подумал Василий Борисович, вспомнив рассказ Феликса. Тут же в голове всплыл неведомый железнодорожник, станция Колесниково, листик, где Феликс набросал план.



  "Неплохо бы посетить этого железнодорожника", - подумал Ярмиш. - "Чувствую, это должна быть какая-то ниточка".





  ***



  С электрички на мокрую полосу платформы, недавно очищенную, сошёл единственный мужчина в тёмном пальто и шляпе с портфельчиком в руке и огляделся. За металлическим ограждением ветер колыхал зябкие ветки берёз, и уносился в дремавшее под снегом поле.



  Электричка с гулом и перестуком колёс исчезла вдали. На противоположной стороне от железнодорожного полотна ходил и курил какой-то мужик в поддёвке и шапке. Видимо он ждал электричку.



  - А где же здесь Колесниково? - спросил вышедший мужчина.



  - Шо? Вам само село нужно? Так ось оно - по эту сторону. Туда по дороге - это и улица села будет. А вы по какой-то надобности?



  - Да я к Харитоненко... Не знаете такого?



  - Ни, не знаю, я сам из Грибков. Вот, поезда жду. А вы из города?



  - Да, оттуда.



  - Ну так пройдите, тут рядом вон видите - оранжевый дом. Спросите железнодорожника, вин вам пидскаже нужну хату.



  - Да, ладно, я сам соображу, - сказал приехавший.



  Он быстро перешёл на противопенную сторону и, кивнув на прощание мужику, пошёл по грязноватому истоптанному снегу.



  Но в дом к железнодорожнику мужчина не пошёл. Он прошёлся по посёлку Колесниково, посмотрел на дома, из труб которых валил дым, снисходительно поглядел на рычащих и лающих за заборами собак, подождал, пока проедет мотоцикл с коляской с хмурым человеком в каске на нём. Остановившись у дома номер 32, приезжий подёргал калитку, подняв щеколду, вошёл во двор, занесённый ветками и осевшими сугробами. Издалека был виден на двери большой чёрный замок. Приехавший осмотрелся, задумчиво почесал подбородок, вспугнул ворон на старой груше и вернулся к калитке.



  Теперь он уже отправился в обратный путь и вскоре вошёл во двор оранжевого дома железнодорожника. Этим приехавшим человеком был Василий Борисович Ярмиш.



  Во дворе было расчищено от снега - тихо и пусто, лишь бродили куры. Ярмиш осмотрелся: закрытый гараж, сарай с поленницей дров под навесом, домик погреба с железной крышей, очищенной от снега, колодец, умывальник, бочка с водой неподалёку, в которой плавал лёд.



  Василий Борисович взошёл на крыльцо и постучал в дверь, а когда не услышал ответа - открыл её.



  В сенях было темно. Пахнуло борщом, жареной рыбой и сухими травами.



  - Эй, здесь есть кто? - спросил Василий Борисович. - Хозяин!



   Он зажёг спичку и огляделся. Было пусто, но было понятно, что в доме недавно кто-то был.



  Василий Борисович вышел во двор и заглянул в сарай. Здесь пахло дровами и углём. Уголь бросал лопатой на кучу невысокий крепыш уже предпенсионного возраста.



  - Здравствуйте, - сказал ему в спину Ярмиш.



  Спина вздрогнула, повернулась, показалось лицо со следами угольной пыли.



  - День добрый. Вы ко мне?



  - Да. Хотелось бы с вами переговорить.



  - Сейчас я отнесу уголь в дом. А то у меня там ... погаснет в печи.



  Спустя какое-то время вышел хозяин и поставил у порога казанок. Потом вымыв руки ледяной водой из рукомойника, тщательно вытер их тряпкой.



  Василий Борисович стоял во дворе и наблюдал, как три курицы - две белых и одна пеструшка клевали мятую варёную картошку из казанка.



  - Вы Аркадий Иванович Пилипчук?



  Пилипчук нахмурился.



  - А вы, простите, кто?



  - Я из областной газеты. Зовут меня Василий Борисович Ярмиш.



  - Хм, вот как.



  Хозяин замялся.



  - А ко мне по какому делу?



  - Да я по поводу ходатайства ваших односельчан. По поводу прокладки водопровода.



  - А, да! - немного оживился Пилипчук. - А что, заинтересовало наше дело?



  - Да, вот первый секретарь попросил поговорить с жителями, собрать заявления.



  - Да что тут говорить, уже третий год требуем. Воду из реки берём. У меня, правда, колодец, но вода там для питья, мягко говоря, непригодна. Возят нам воду из Грибков. Они из Шумского водовода воду потребляют. Почему бы нам не провести, тут не так далеко...



  - Понятно. Вот об этом бы и хотелось потолковать.



  - А что тут толковать? Вам не ко мне нужно, а к голове сельрады.



  - Да был уже... Все жители заявления сдали, кроме вас и Харитоненко. Я у него во дворе был - но его нет.



  - Так он на зиму всегда к дочке уезжает в Вербовск. Он зимой никогда здесь не живёт...



  - А, тогда понятно! Ну, в Вербовск я за ним не поеду, где я его там найду? Ну хоть вы тогда напишите...



  - А без моего заявления, что, нельзя?



  - Ну, как говорится, все так все...



  Когда они вошли в дом, хозяин пригласил присесть. Здесь было натоплено. Стучали часы и тихонько играло радио. Между стеклами в окнах была выложена вата.



  Пилипчук стал рыться в шкафу. Он почему-то явно тянул время.



Перейти на страницу:

Похожие книги

Обитель
Обитель

Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Национальный бестселлер», «СуперНацБест» и «Ясная Поляна»… Известность ему принесли романы «Патологии» (о войне в Чечне) и «Санькя»(о молодых нацболах), «пацанские» рассказы — «Грех» и «Ботинки, полные горячей водкой». В новом романе «Обитель» писатель обращается к другому времени и другому опыту.Соловки, конец двадцатых годов. Широкое полотно босховского размаха, с десятками персонажей, с отчетливыми следами прошлого и отблесками гроз будущего — и целая жизнь, уместившаяся в одну осень. Молодой человек двадцати семи лет от роду, оказавшийся в лагере. Величественная природа — и клубок человеческих судеб, где невозможно отличить палачей от жертв. Трагическая история одной любви — и история всей страны с ее болью, кровью, ненавистью, отраженная в Соловецком острове, как в зеркале.

Захар Прилепин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Роман / Современная проза
Я из огненной деревни…
Я из огненной деревни…

Из общего количества 9200 белорусских деревень, сожжённых гитлеровцами за годы Великой Отечественной войны, 4885 было уничтожено карателями. Полностью, со всеми жителями, убито 627 деревень, с частью населения — 4258.Осуществлялся расистский замысел истребления славянских народов — «Генеральный план "Ост"». «Если у меня спросят, — вещал фюрер фашистских каннибалов, — что я подразумеваю, говоря об уничтожении населения, я отвечу, что имею в виду уничтожение целых расовых единиц».Более 370 тысяч активных партизан, объединенных в 1255 отрядов, 70 тысяч подпольщиков — таков был ответ белорусского народа на расчеты «теоретиков» и «практиков» фашизма, ответ на то, что белорусы, мол, «наиболее безобидные» из всех славян… Полумиллионную армию фашистских убийц поглотила гневная земля Советской Белоруссии. Целые районы республики были недоступными для оккупантов. Наносились невиданные в истории войн одновременные партизанские удары по всем коммуникациям — «рельсовая война»!.. В тылу врага, на всей временно оккупированной территории СССР, фактически действовал «второй» фронт.В этой книге — рассказы о деревнях, которые были убиты, о районах, выжженных вместе с людьми. Но за судьбой этих деревень, этих людей нужно видеть и другое: сотни тысяч детей, женщин, престарелых и немощных жителей наших сел и городов, людей, которых спасала и спасла от истребления всенародная партизанская армия уводя их в леса, за линию фронта…

Алесь Адамович , Алесь Михайлович Адамович , Владимир Андреевич Колесник , Владимир Колесник , Янка Брыль

Биографии и Мемуары / Проза / Роман, повесть / Военная проза / Роман / Документальное