После тех слов свели его с лобного места, привели в сыскной приказ, в самую темную темницу. Вышел к нему дьяк сыскного приказа Тимофей Щербатый и спросил:
– Что имеешь сказать, ради чего тебе можно жизнь твою грешную сохранить?
– Имею сказать, где старший мой брат Степан Тимофеевич сокровища свои спрятал и какими заклятьями он их зачаровал.
– Имеешь сказать – говори, иначе пожалеешь, что попусту «Слово и дело» помянул!
Обещал Фрол Разин сыскному дьяку, что приведет его на все тайные места, где его старший брат свои клады закопал.
Долго водил он царевых людей по волжским берегам, по темным лесам – да ничего не нашел. Видать, попусту хвалился – не открыл ему старший брат тайные слова.
Надоело это дьяку Щербатому, и приготовил он дыбу и крючья, чтобы страшной пыткой пытать атаманова брата.
Тогда сказал ему Фрол, что все тайны Степана знала жена его невенчанная Алена Ватажница и что живет эта Алена в дальнем имении у немецкого дворянина Ван дер Роде.
Собрался дьяк Щербатый со своими подручными, со стрельцами и слугами и отправился к старому немцу.
Ворвался к старику в имение, наехал конными, слуг плетьми посек и учинил немцу допрос:
– По какому такому праву скрываешь ты у себя бунтовщицу и чародейку по прозванию Алена Ватажница, невенчанную женку злого изменника и вора Стеньки Разина? Почему не выдал ее государевым людям на прямой допрос и лютый правеж?
Опустился немец на колени, перекрестился, как положено, и сказал, что ничего про ту бунтовщицу не знает и не ведает, а что живет у него в имении дальняя его родственница, от рождения немая, и скоро должна она разрешиться от бремени.
Велел дьяк привести ту родственницу и учинить ей очную ставку с братом атамановым.
Привели на господский двор женщину на сносях, поставили ее перед государевым дьяком.
– Ты кто такая? – сурово спросил ее дьяк. – Какого рода-племени?
Ничего не ответила ему женщина, только посмотрела глазами дикими – то ли волчьими, то ли рысьими. И холодно стало дьяку, так что закутался он плотнее в теплую кунью шубу.
Тогда велел он привести Фрола Разина, атаманова брата, чтобы признал он в той женщине бунтовщицу и чародейку Алену.
Вышел на господский двор Фрол Тимофеевич – весь избитый-израненный, ноздри клещами вырваны, руки на дыбе изувечены. Поглядел на немую женщину, хотел что-то сказать, да на взгляд ее дикий напоролся, как на казацкую пику, и замолчал.
– Что молчишь? – заорал дьяк Щербатый. – Говори, бунтовщик, – она или не она?