– Вы в курсе, что я вас слышу? – крикнул Габриэль, не поднимая головы. – В этом зале хорошее эхо. Так, на будущее.
Эйприл не знала, смеяться ей или извиняться.
– Господин Габриэль, – в дверях снова возник Смиттерс. – Только что пришла доставка, и…
– Хватит с меня бумаг, – огрызнулся Габриэль. – Иди и скажи полиции или ФБР, или кто там ещё копается в грязном белье моего дяди, что мне без разницы, сколько скелетов они отрыли. Необязательно посылать мне копии каждого ордера и повестки, и…
– Но, сэр… – Смиттерс замолчал, когда в двери библиотеки хлынули люди с коробками и тележками на колёсах. Очень скоро библиотека наполнилась ящиками, на которые Габриэль смотрел как на худшие в его жизни рождественские подарки.
Такое зрелище не могло оставить пятерых детей равнодушными. Секунда – и все они вскочили, бросившись вниз по лестнице к огромным ящикам. Все, кроме Эйприл.
Она ещё долго оставалась совершенно неподвижной, пристально глядя на ящики. Потому что они казались… знакомыми. Девочка вспомнила, как цеплялась за один точно такой же, борясь с течением. Она вспомнила мужчин, которые тащили ящики к дому Иверта посреди ночи. Эйприл вспомнила…
Музей.
Когда Смиттерс отложил ломик и вытащил первую картину, Эйприл захлестнула волна дежавю. И сожаления. И немного замешательства вперемешку с дымом, потому что девочка узнала картину. Сейчас она должна была лежать горсткой пепла.
– Эй, я их знаю! – сказал Колин; его голос был таким же растерянным, как лицо Эйприл. – Я думал, они были в музее, который Эйприл сожгла.
– Я его не жгла… – начала было девочка, но замолчала, увидев, как побледнело лицо Габриэля, когда тот достал из одного из ящиков листок бумаги. Его рука задрожала. И листок медленно спланировал на пол.
Секунду спустя, подобрав его с пола, Сэйди воскликнула:
– Мисс Нельсон!
– Что… – начал было Колин, но девочка шикнула на него. И начала читать:
«Дорогой Габриэль.
Добро пожаловать домой. Я всегда знала, что ты жив. Но с твоей стороны было бы очень любезно сообщить мне об этом до того, как мы оба чуть не умерли. Впрочем, я уже привыкла к разочарованиям, когда речь идёт о тебе.
У меня получилось отследить эти ящики. Если тебе вдруг интересно, Иверт заказал копии, одолжил их музею, а потом сжёг его, чтобы запросить страховку. Видимо, он понятия не имел, что мы ещё много лет назад прицепили к оригиналам GPS-маячки (твой дядя здесь не самый умный).
Как бы то ни было, я подумала, что стоит вернуть их тебе. Считай это моей последней миссией в качестве главы Фонда Винтерборнов.
Удачи, Г.
Она тебе понадобится.
– Иззи.
P.S. Скажи Эйприл, что пожар – не только её вина. Музей был настоящей пороховой бочкой ещё до того, как она туда забралась.
P.P.S. Теперь, когда я в отставке, законным опекуном этих детей, разумеется, становишься ты».
Эйприл смотрела на листок, снова и снова проигрывая слова письма у себя в голове. Жива. Мисс Нельсон была жива, и груз вины, который много дней давил на Эйприл, куда-то испарился. Девочке казалось, что она вот-вот взлетит.
– Я же говорил, что она жива! – закричал Колин, и дети начали танцевать и вопить, но Эйприл не обращала на них внимания. Она наблюдала за мужчиной, который стоял у окна, глядя на море.
Девочка не была уверена, отчего он так побледнел – то ли оттого, что Иззи была жива, то ли оттого, что она не собиралась возвращаться. Или, может, он просто был не рад, что теперь должен отвечать за детей, которые свистели и вопили, и разбрасывали по библиотеке соломинки для воды и орешки из пакетиков.
– Она ещё вернётся, – сказала Габриэлю Эйприл.
– Нет. Если бы она хотела вернуться, то уже была бы здесь. Никто не заставит Иззи делать то, чего она не хочет. В этом мы всегда были похожи.
– Мисс Нельсон просто злится, что ты прятался. Она это переживёт.
– Думаешь? – Габриэль смотрел на девочку так, словно действительно ждал ответа.
– Да. Ага. Конечно.
Но улыбка Габриэля вышла натянутой. Без бороды он стал очень красивым, но это был не её Габриэль. И Эйприл скучала.
– Они вверх ногами.
Эйприл услышала слова, но не обратила на них внимания. Ни капли. Пока не почувствовала, что кто-то тянет её за рукав, и, обернувшись, не увидела Вайолет, которая указала на камин и сказала:
– Смотри, Эйприл. Они вверх ногами.
Девочка проследила взглядом за пальцем Вайолет. Эйприл уже давно привыкла к гербу Винтерборнов. Тот был выгравирован на ложках и отпечатан на тарелках, вышит на полотенцах и вплетён в ковры. Иногда Эйприл ожидала увидеть его даже на туалетной бумаге. Но Вайолет была права – кто бы ни делал камин в библиотеке, он ошибся. Отличительное «ДВ» на гербе действительно было перевёрнуто.
– Ого, а у тебя глаз-алмаз, Ви, – сказал Колин, пока Эйприл, не отрываясь, разглядывала выемку в камне.
Её рука схватила ключ, который девочка до сих пор носила на шее – по привычке. Он уже не обжигал ладони. И не манил её. Но что-то в маленьком перевёрнутом символе заставило Эйприл подойти ближе. И ещё немного ближе.
Дети искали замок несколько недель, но что, если они ошибались? Что, если ключ нужно было не вставлять в замочную скважину, а класть в неё?