– Вороны не могут находиться под прямым светом солнца. Поэтому, когда я на улице, Марене приходится изгаляться: она посылает в сердца людей зимний холод, и они становятся злее. Как тот мальчик с рогаткой.
– Не такой он уж был и добрый, – пробормотала Ника себе под нос.
– Что? – Соловей всё же услышал.
– Не такой уж он был и добрый до этого, – чётче повторила Ника. – Он до меня достёбывался перед тем, как в тебя выстрелил.
– Достё… – попытался повторить Соловей, но бросил эту затею. – Что?
– Доставал он меня, говорю! – почти прокричала Ника в ответ.
– Ну, у тебя характер тоже не сахар, – хмыкнул тот в ответ, отчего Ника покраснела уже не от раздражения, а от стыда. – Но на самом деле, думаю, он к тебе приставал тоже из-за укола Марены. Он же не одномоментно действует. Это как испорченное настроение: оно не в одну секунду приходит и не так уж быстро уходит.
– Но уходит?
– Да. Того мальчика через полчаса отпустит, если ты о нём беспокоишься.
– И ничего я не беспокоюсь, – насупилась Ника.
Хотя она, конечно, немножечко волновалась. Всё-таки мальчик, получается, просто попал под раздачу – оказался поблизости, когда злым силам нужно было кого-то использовать. Если так подумать, его может быть даже и жалко…
– Беру свои слова назад.
– А? – вскинула голову Ника.
– Хороший у тебя характер, – усмехнулся Соловей. – Добрый.
Ника залилась краской пуще прежнего и отвела взгляд. Проследила за женщиной с коляской, которая медленно шла в отдалении, с кем-то негромко разговаривая по телефону. Выглядела она вполне нормальной, но всё же натолкнула Нику на мысль:
– А почему Марена их не использует?
– Кого – детей? Они не успеют сильно нам навредить. Что касается женщин… – Соловей проследил за взглядом Ники и улыбнулся. – Ты слышала истории о великой силе материнской любви? Так вот, все они – правда. Сердца матерей переполнены любовью, а это самоё тёплое из возможных чувств. Ледяные уколы Марены им не страшны. Поэтому я и привёл тебя сюда.
– Но нам придётся отсюда уйти.
– Да. Но я постараюсь упростить тебе задачу: обращусь в соловья. Из-за раны мне тяжело сохранять эту форму, и тем более бегать в ней от воронов. Если честно, я держусь из последних сил, – Ника окинула его сверху вниз взглядом и подумала, что Соловей и впрямь выглядит уставшим. – Кроме того, им будет труднее меня обнаружить, так как я буду меньше разбрасываться энергией и не оставлю такой явный след.
– Но напали-то на тебя, когда ты был соловьём.
– Я не говорил, что совсем перестану оставлять следы. Просто увидеть их станет немного труднее, и у тебя будет время спокойно добраться до школы.
– Только до школы? – переспросила Ника. И сама ответила на свой вопрос. – Ну, конечно. Они знают, что ты обронил ключ и обязательно за ним вернёшься. И ты посылаешь меня прямо в засаду?!
– Я буду рядом, – просто отвечал Соловей. – Кроме того, там навряд ли будет много людей: уроки у второй смены ещё не окончились, или я ошибаюсь?
Ника потянулась было в карман за телефоном, но замерла – вспомнила, что он остался в квартире. А ещё там дверь была открыта едва ли не нараспашку: если мама увидит – перепугается до смерти, а потом прибьёт. Надо бы уложиться до вечера, чтобы она ни о чём не узнала. Знать бы ещё, сколько времени было в запасе!
– У меня нет часов, – произнесла Ника. – Я не знаю, как скоро заканчиваются уроки, и сколько вообще времени у нас есть.
– Не много. Чем дольше длится межсезонье, тем больше у Марены шансов вырваться на свободу. Это ведь перепутье, а на них рассечь ткань миров проще, чем где бы то ни было.
– А это ещё что значит? – мрачно поинтересовалась Ника.
– Чем дольше зима и лето оба находятся за Дверью, тем проще распахнуть эту Дверь изнутри и выпустить в ваш мир всякую нечисть.
– Вроде воронов?
– Или кого похуже. Леших, мавок, водяных, богинок, бесов и прочей нечисти, которую объединяет одно – они очень,
Ника попыталась представить. И мысль о том, что её накажет мама, показалась не такой уж и страшной.
Соловей был прав: рядом со школой никого не было. Прогульщики держались подальше, опасаясь попасться, а остальные сидели на уроках. Однако Ника не собиралась рассчитывать на удачу. Она была предельно осторожна – из страха не только за себя, но и за раненную птицу, которую пришлось спрятать в передний карман толстовки. Теперь Ника чувствовала, как Соловей ворочается там, пытаясь принять хоть сколько-нибудь удобную позу. Она старалась двигаться медленно, не устраивать ему сильную тряску.
Для начала, Ника тихонько подкралась к зданию. Высунулась из-за угла, прищурилась. Во дворе было пусто и тихо – только усилившийся ветер гонял сухую листву. Но Ника не спешила выходить. Кто-то мог спрятаться у входа, или за одним из деревьев, или за другим углом школы…
Ника вздохнула. Она понимала, что просто тянет время, боится столкнуться с чем-то: то ли с розыгрышем, вероятность которого Ника всё ещё не отбрасывала, то ли с сотканными из тьмы прислужниками злой богини зимы и смерти. Ника не знала, что хуже.