– К гаражу он подходит, – уцепилась Ника за первую же ассоциацию. – Это отца моего, я у него из кармана вытащила. Он меня отругал, и я думала залезть, на машине чего-нибудь нарисовать. Но потом поняла, что он догадается. Хочу вернуть теперь, пока не заметил.
Она сама удивилась, как складно врёт – хотя говорила первое, что пришло в голову. Спасло то, что это было полуправдой: пару месяцев назад Ника и впрямь разозлилась на папу настолько, что хотела его машину то ли исцарапать, то ли изрисовать. Но не стала.
– Хм, – Аня задумчиво поглядела на Нику: будто оценивала, насколько та действительно способна на что-то такое. В ответ Ника посильнее выпятила подбородок, силком заставила себя не отводить глаз, выглядеть смелой и наглой. И, кажется, получилось, потому что Анька вновь ухмыльнулась, – Ну, ладно, забирай. Только должна будешь пятьсот, а не сотку. До конца недели не отдашь – пеняй на себя.
– Идёт, – Ника кивнула, гадая, где возьмёт такие деньги. Шагнула ближе, уверенно протягивая за ключом руку – хотя на самом деле уверенности в душе Ники не было ни на йоту, а сердце заходилось в истерическом стуке где-то в районе горла. Но она сцепила зубы и нахмурилась, надеясь хотя бы не выглядеть до смерти перепуганной.
А потом Анька её толкнула.
Ника всё это время ждала подвоха – и всё равно удивилась. Неловко отступила назад, запнулась обо что-то, потеряла равновесие и глупо плюхнулась посреди крыльца. Анька грозно нависла над ней – взрослая, высокая, страшная. Ника едва не зажмурилась.
– Ты чего за ерунду тут несёшь? Думала, я не пойму, что ты гонишь?! – рявкнула Анька, набычившись. – Отвечай, что за ключ, а не то отлуплю!
Подкрепляя свои слова, она легко пнула Нику в голень – совсем не больно, не угрозой, а обещанием. Но Ника молчала, и только зубы сцепила покрепче. Да и как она могла сказать, что ключ принадлежит богу солнца и нужен, чтобы выпустить в мир лето! После такого ей бы точно влетело.
– Ну, как хочешь, – Анька замахнулась.
Ника зажмурилась и вся сжалась, подтянула колени к груди, закрывая спрятанного на груди соловья. Она была готова: ждала злого возгласа, боли, уже ощутимого удара по ногам. Но никак не визгливого, яростного вопля, который вдруг исторгла из себя Анька.
– Чего сидишь?! – еле перекричал её Соловей.
Ника вздрогнула и распахнула глаза. Анька по-прежнему стояла над ней, но теперь скрючившись и прижав ладони к лицу. Ника не успела заметить, что произошло, но смогла догадаться: от кармана её толстовки, в котором прятался Соловей, исходило лёгкое, уже угасающее сияние. Секунду назад оно было намного, намного сильнее.
– Ты и такое умеешь? – растерянно спросила она.
– Умею-умею, – ворчливо откликнулся тот, явно не готовый делиться подробностями. – Но надолго эффекта не хватит, так что хватай уже ключ и бежим отсюда.
Ключ по-прежнему был у Аньки в руке. Ника вцепилась в него и дёрнула изо всех сил, вырывая из стольной хватки. Анька вскрикнула, когда резьба царапнула её ладонь, попыталась вслепую ухватить Нику – но та проворно отскочила в сторону. А затем развернулась на пятках и побежала прочь что было мочи.
Мимо проносились деревья, дома, люди, рекламные баннеры, а она всё бежала, и бежала, и бежала – пока холодный воздух не начал жечь горло. Тогда Ника замедлилась, хотя всё ещё отчаянно пыталась то бежать, то идти, желая оказаться как можно дальше от школы. Но не смогла: остановилась, согнулась пополам, задышала тяжело и надрывно.
– Ты как, в порядке? – послышался голос Соловья.
– Нормально, – выдохнула Ника, хотя звучала совсем не нормально.
– Мы далеко, успокойся. Да и не будет она нас преследовать – нет смысла. Здесь достаточно людей, Марена может использовать любого из них.
Ника резко выпрямилась. Она стояла посреди главной улицы. Людей было немного – городок маленький, разгар рабочего дня, обед давно закончился – но кое-кто всё же ходил. А некоторые, кажется, поглядывали со странной, подозрительной неприязнью.
– Я больше бежать не смогу, – просипела она.
– А тебе и не надо. Марена не сможет уколоть больше трёх человек за раз. Но остальные прохожие заметят, если на тебя нападут, и остановят околдованных. Так что сейчас она ничего не сделает. Опаснее было бы оказаться где-то в безлюдном месте.
– Но они на меня смотрят.
– Потому что она пытается тебя напугать. Ты же тоже человек, у тебя тоже есть сердце, которое можно сковать льдом. А страх довольно холодное чувство. Не зря же говорят, что кровь от ужаса стынет в жилах.
– И как же мне не бояться?! – от безысходности Ника рассердилась, едва не топнула ножкой. Но в голосе Соловья послышалась улыбка:
– Злиться тоже неплохо. Злость – она горячая.
– Никогда не думала, что кто-то скажет, что злиться хорошо.
– Ну, злость лучше страха или равнодушия. Она толкает тебя к действиям.
Ника не нашлась, что ответить. Раздражение начало отступать. Страх остался, но уже не такой сильный – он ощущался скорее как лёгкая, едва заметная дрожь. Такую чувствуешь, когда втайне от родителей смотришь ночной ужастик по телевизору.
– Ладно, – выдохнула Ника. – И что мне теперь делать?