Ключ от солнца

Напоследок Серёжа ответил мальчику подзатыльник. Ника ничего не сказала – и устыдилась этого. Всё время, пока они шли к выходу из школы, переступали порог, спускались с крыльца её не оставляло чувство неправильности происходящего. В её мечтах было совсем не так.

– Вероникааа… – вдруг что-то привлекло её внимание.

Ника остановилась, повернула голову и с удивлением обнаружила рядом девочку лет тринадцати, взъерошенную и курносую. Она стояла, с опаской глядя на Нику снизу-вверх, и протягивала ей бумажку. Ника присмотрелась: сто рублей.

– Зачем они мне? – удивилась она.

– Но как же… Ты же сказала, что если я тебе две тысячи отдам, то он… – девочка покосилась на Серёжу и не договорила, тут же поспешила отвернуться. – И разрешила по частям приносить, да же?

Её слова о чём-то напомнили Нике. О чём-то важном, что маячило на грани сознания ещё с урока математики. О чём-то, связанном с холодом и страхом, но ещё – с солнцем, с летом и с пением…

С одного из деревьев вдруг вспорхнула птица. Ника вскинула голову, всматриваясь – почему-то ей показалось необходимым узнать, кто это был. Но птичка была совсем маленькой, рассмотреть её не было никакой возможности. Ника могла её только услышать – и услышала, потому что та вдруг запела, зачирикала, будто немного причмокивая.

– Соловей, – узнала Ника, и сразу же поняла, что никак не могла этого знать. Если только полузабытый сон, приснившийся на уроке, не был правдой.

И вдруг он перестал быть сном, а превратился в воспоминание. Она живо представила мальчишку с рогаткой, птицу с вывернутым крылом, худощавого парня в её собственной спальне, пугающее хлопанье за спиной, нависающую над ней Аньку, косые взгляды прохожих, тёмный переулок…

– Ты уверена, что этого хочешь?

Ника вздрогнула, и отшатнулась от Серёжи. Впрочем, это уже был не он: в теле повзрослевшего на пару лет одноклассника, в которого Ника когда-то была тайно и постыдно влюблена, находилось что-то другое. Оно смотрело на неё потемневшими, нечеловеческими глазами, в которых странными смотрелись отголоски эмоций – сожаления и разочарования.

– У тебя может быть всё, что захочешь, – проговорило оно. – Никто не поймает за сном на уроках, никто не будет шикать во время игры в волейбол, никто вообще не посмеет тебе и слова сказать, никто не будет дразнить. Да и не за что будет: веснушек-то больше нет.

Почему-то, сказанные его голосом, её мечты звучали особенно глупо. Дался ей этот волейбол и эти веснушки! Пускай опять прилетает мячом, пускай зовут конопатой, лишь бы не сбылось это – испуганные младшеклассники, грубые друзья и она, заносчивая, наглая, спящая на уроке и вымогающая деньги у каких-то детей!

– Да иди ты! – выпалила Ника. – Вместе со своей хозяйкой! Чего ты знаешь о том, чего я хочу!

Раздражение и стыд заставили её покраснеть, жар прилил к щекам. Сердце снова кольнуло, но уже чем-то тёплым – не страхом, а пониманием, что она всё делает правильно.

– И как ты вообще смеешь нарушать ход вещей! – распалялась Ника. – Мне должно быть четырнадцать, и я должна быть глупой, и не должна спасать мир от какого-то вроде тебя! И за зимой должна идти весна, а потом обязательно лето, и не должно быть в мае такого ветра!..

Ника понимала, что заговаривается. Страх, неловкость, усталость навалились на неё вместе с непреходящей абсурдностью происходящего и теперь выплеснулись наружу. А хуже всего было то, что существо в теле школьника продолжало с сожалением на неё смотреть, и ничего не менялось, и школа не исчезала, и иллюзии никуда не уходили, а Ника понятия не имела, что ещё она могла сделать! Она понимала только, что все эти зимние создания должны были бояться тепла, но тепла рядом как раз и не было – только она ещё каким-то чудом теплилась в этом мире тоски и прохлады!

И стоило Нике подумать об этом, как её осенило. Она сорвалась с места, и быстро, пока оно не сообразило – а она сама не осознала всё безумие своего поступка – обняла это существо в теле подростка. Кожу обожгло холодом, а потом тело в её объятиях исчезло, превратившись в чёрную дымку. И вслед за ним в дымку превратилось всё: испуганная девочка, деревья, школьный двор, сама школа. Ника взмахнула рукой, пытаясь рассеять марево, и это вдруг помогло – она увидела серую стену и осознала, что сидит прямо на земле в переулке, а рядом неистово чирикает Соловей.

– Да вернулась я, вернулась, – ворчливо проговорила она. – Замолчи уже.

– Не замолчу! – строптиво воскликнул он. – Ты почему не смотришь, куда идёшь? Я же предупреждал: никаких переулков и тени, надо находиться на улице, среди людей!

– Но ты же сам сказал, что надо налево!

– А ты могла повернуть не там, а на нормальном перекрёстке!

– Могла, но я устала! Что ты меня теперь за это, съешь?!

Ника готова была накинуться на Соловья, когда поняла, как, должно быть, выглядит со стороны девочка, ругающаяся с мелкой птицей. Он, кажется, тоже об этом подумал, потому что секундой спустя перед ней появился знакомый худощавый паренёк. Он сел на землю напротив, прислонился спиной к противоположной стене.

– Я волновался.