– А я здесь все время работала, по совместительству, – отозвалась Александра Ильинична, откладывая какие-то папки. – Здравствуй, рада тебя видеть. Насколько я знаю, у тебя теперь все в порядке?
– Более-менее, – ответила Тина, не собираясь вдаваться в детали. – Но я многого не понимаю в этой истории и пришла сюда в надежде, что вы мне все объясните…
– Ну, все – не все, но кое-что постараюсь объяснить. Присаживайся, разговор у нас будет долгий.
– Это было давно… – взгляд Александры Ильиничны затуманился, как будто она пристально вглядывалась в свое прошлое. – Вскоре после войны, когда я была еще совсем маленькой. Отец мой погиб на фронте, мама осталась одна, со мной на руках. В городе было голодно, и она отправила меня на лето к родителям мужа, к моим дедушке и бабушке. Они жили в глухой деревне неподалеку от Вологды.
Время было такое, сама понимаешь – многие деревни обезлюдели, в лесах расплодилось зверье, особенно волки, иногда они заходили даже в селения. Зато в деревне было не так голодно, все же свой огород, корова, куры…
Кроме того, дед мой держал пасеку – на лесной поляне в стороне от деревни. На пасеке-то и случилось то, что перевернуло всю мою жизнь…
Женщина замолчала, как будто не решаясь продолжать.
– Как-то раз, – снова заговорила она, – дед с вечера ушел на пасеку и утром не вернулся. И к вечеру его все еще не было, и бабушка заволновалась – не случилось ли с ним чего. Ну и решила пойти проведать мужа. Меня тоже с собой взяла – не оставлять же ребенка на ночь одного. И собачка наша с нами побежала, Жучка. К счастью, дошли на пасеку еще до темноты. Дед был жив-здоров, только очень взволнован и чем-то напуган. Бабушка приступила к нему с расспросами, он ей ответил что-то, только вполголоса – видно, чтобы меня не напугать. А я тогда глупая была, ничего не боялась, меня лишь любопытство разобрало.
Дед испек в костре картошки, мы поужинали и ушли в избушку. Отчего-то несколько картофелин дед оставил в золе. Стемнело вскоре, только дед с бабушкой спать не ложатся, словно чего-то ждут. Я тоже не ложусь – играю на полу с Жучкой.
Вдруг Жучка замерла, навострила уши, шерсть у нее на загривке встала дыбом. Дед тоже насторожился, подошел к окошку. Посмотрел, в лице переменился и зовет бабушку:
– Иди скорее! Смотри – Хозяин пришел!
Бабушка тоже встала у окна. И мне любопытно стало, поднялась на цыпочки и выглянула.
В то время уже взошла луна, и на дворе было светло, как днем. И вот – никогда этого не забуду – вижу я в этом лунном свете, как идет кто-то от леса. Идет как человек, на двух ногах… Я спрашиваю: «Деда, это кто, медведь?» А он мне: «Нет, Санюра, это не медведь, это Сам… Хозяин лесной». Ну, мне то невдомек, мне что медведь, что хозяин – не все ли равно? Просто любопытно.
А он вышел на середину поляны, и стало его хорошо видно. Он вроде человек, только очень большой и весь покрыт волосами. И руки длинные, чуть не до земли. Подошел он к нашему костру, разбросал золу, нашел картошку, которую дед оставил, сгреб в охапку, к животу прижал, совсем как человек, и пошел снова к лесу.
Смотрю – дед прямо оттаял.
– Коли Хозяин взял картошку, значит, у нас с ним, как говорится, мирный договор. Значит, никто из леса нас не обидит, никто нам ничего худого не сделает!
Что было дальше той ночью – не помню, и больше сама я Хозяина не видела, а только еще раз о нем слышала, и снова от деда. У него лошадь была, вернее, конь, звали Каштаном. Красивый такой жеребец, я его очень любила. Все время просила дедушку – деда, позволь покормить Каштанчика. Он мне давал морковку или яблоко, я протягивала коню, он из моих рук брал угощение мягкими губами и хрумкал… Ну, я отвлеклась. Короче, как-то Каштан отвязался и сбежал в лес, видно, чего-то испугался. Чего-то или кого-то. Дед, понятное дело, расстроился, отправился его искать, пока медведь не задрал или волки не съели. Целый день искал и к ночи не вернулся. Бабушка меня уложила спать, а сама сидела ждала его.
Я сперва заснула, а посреди ночи проснулась от какого-то шума, приоткрыла глаз. На столе горела свечка, за столом сидели дед с бабкой, и дед что-то рассказывал. Я прислушалась.
– Иду я мимо Седьмого поля, знаешь, где Чертов камень, а дальше там овраг – ну, тот, в который Сенька Жук по пьяному делу на лошади свалился. Слышу, из оврага вроде как стон доносится. Я было подумал, что наш Каштан туда свалился, и полез посмотреть. Спустился вниз, а там… – Дед на мгновение замолк от волнения, потом продолжил, понизив голос: – Там между корней дерева вроде как логово устроено из веток и сухих листьев, и в этом логове Хозяйка лежит. Живот у нее огромный, и стонет она, как от сильной боли. Натурально как баба, когда рожает. А рядом с ней и сам Хозяин. Сидит на корточках, раскачивается и тоже подвывает – переживает за нее. В общем, все у них как у людей – и переживают, и даже рожают в муках…
– Как же он тебя-то не заметил? – недоверчиво спросила бабушка. – Ты же говорил, он чуткий такой, каждый шорох в лесу слышит, оттого его никто и не видел?