Ключ от всех дверей

Олимпиада Андреевна была интеллигентной пенсионеркой из числа тех, в чьём организме жизнь бьёт ключом, несмотря на преклонный возраст, и в основном по головам окружающих. По потенциалу энергетического ресурса она вполне могла составить достойную конкуренцию крупнейшему в Евразии Уренгойскому газовому месторождению. Приличная на вид, элегантно одетая по советской моде пятидесятых годов, пожилая дама всегда с безупречной укладкой и при экстремальном макияже успевала везде: поскандалить в ЖЭКе из-за перегоревшей лампочки в подъезде, отчитать местного алкаша-дворника за некачественную уборку, натравить СЭС на близлежащий магазин за прокисшее через пять дней после покупки молоко… И это только за утро… Короче, в этом мире не было ничего, что могло бы остаться незамеченным недрёманым оком Олимпиады Андреевны, неосмотрительно попав под его прицел, и обойтись без её пристального внимания.

Мы с Жанной тоже периодически становились предметом олимпиадных нападок по причинам обычно рождённых воспалённым воображением этой дамы, поскольку волею судеб нам не повезло снимать квартиру прямо над ней. То мы слишком громко хлопаем дверью, топаем, смеёмся, разговариваем, слушаем музыку и т. д. и т. п., то за чем-то губим её герань на балконе, поливая сверху неизвестной вонючей жидкостью, шляемся ночами неизвестно где и вообще ведём себя неподобающим для девиц нашего возраста образом.

Но главным хобби пенсионерки были правоохранительные органы. Начиная несчастным участковым, который, обычно, завидев Олимпиаду издали и предвкушая очередной спич часа на два, пытался поспешно скрыться, и заканчивая Европейским судом по правам человека в Страсбурге. Она регулярно заваливала участкового, полицию, прокуратуру жалобами, письмами, доносами и прилагаемыми к ним вещественными доказательствами, вызывая у сотрудников означенных органов коллективные приступы хронической мигрени.

Если на нас Жанной ещё можно было попытаться воздействовать словом, перевоспитать (чем Олимпиада и занималась в свободное от полиции и ЖЭКа время), то на Любином моральном облике можно было смело ставить крест. Любашу Олимпиада Андреевна вообще органически не переносила и шпыняла каждый раз, как та имела неосторожность оказаться в поле её зрения. Любин «алкогольный притон» был бельмом на глазу образцово-показательного олимпиадного подъезда, с которым последние лет пять пенсионерка вела непримиримую борьбу посредством участкового. И хозяйка притона, и участковый поначалу сопротивлялись, а потом как-то смирились с частыми неизбежными рандеву, и война эта постепенно приняла вялотекущую хроническую форму.

И в эту самую минуту мне посчастливилось стать свидетелем того, как две самые яркие — не побоюсь этого слова — звезды одновременно сошлись на небосклоне нашего подъезда. Подозреваю, что обе произвели на оборотня неизгладимое впечатление.

В общем, с этим жизнерадостным настроением я вошла в квартиру и, бросив сумку в коридоре, упала подрубленной сосной на диван. В моей голове роился миллион мыслей, которые, не успев принять определённую форму, сталкивались между собой, подчиняясь хаотичности броуновского движения. Отчетливо я понимала только одно — этот Ян меня просто бесил! Своей какой-то высокомерностью и неоправданной предубеждённостью ко всем представителям моего племени. Всё, не хочу о нём думать больше! Ещё и эта Олимпиада, блин, на мою голову! Только она успокоилась после того, как в ночь под Новый год ей «нахамил» поддатый и оттого жизнерадостный Фёдор, застигнутый ею за возмутительно бесстыжим щипанием наших с Жанной поп (и которого с тех самых пор она считает нашим общим с подругой партнёром для разврата и сексуальных утех), и вот — снова здорово! Всю кровь мне выпьет по поводу ещё одного кандидата в партнёры.

А он? Нашёлся тоже благородный рыцарь-оборотень, который всех ведьм выведет на чистую воду. Да флаг в руки и барабан на шею! Чёрт, я все ещё о нём думаю. Надо срочно позвонить Федьке.

Федька оказался дома и вполне себе выздоравливающим после курса бабушкиных притирок с настойками и прочих чудодейственных средств, и я напросилась к нему в гости. Он так искренне обрадовался, что даже не спросил, приехала ли Жанка. Ну, вечером-то я всё ему расскажу.

Мой друг — Федя Закревский — принадлежал к роду Дреговичей, уважаемому и очень древнему, и находился под его защитой. Я и моя бабушка Анна ни в каком Роду не числились. Хорошо это или плохо — не знаю, почему так вышло — она никогда не рассказывала.

Бабушка Анна дружила с Ангелиной Закревской — бабушкой Феди, и с ним мы с детства тоже были всё время вместе — «сидели на соседних горшках» — как любит позиционировать характер наших отношений друг. Именно факт «горшкового соседства» и исключал, на мой взгляд, иные, кроме дружеских, чувства друг к другу. Ну как встречаться с тем, кто вытирал козявки о подол твоего платья и привязывал косу к спинке стула? В этом, наверное, и есть секрет разнополой дружбы.