Сесиль, скорее всего, ждет внизу, в машине. Я представила себе, в каком она затруднении. Представила напряженное, нервозное молчание, которое воцарится, как только я сяду в «ауди».
Я твердо настроилась показать им, из какого я теста. И совершенно не собиралась строить из себя милую робкую супругу на французский манер. Я потребую, чтобы Бертран впредь говорил мне правду.
Я резко распахнула дверь.
Стоящий на пороге мужчина был вовсе не Бертран.
Я немедленно узнала высокую фигуру, широкие плечи, светлые волосы с сединой, потемневшие от дождя и прилипшие к голове.
Уильям Рейнсферд.
Я сделала шаг назад.
– Я не вовремя? – спросил он.
– Все в порядке, – соврала я.
Какого дьявола он здесь делает? Чего он хочет?
Мы посмотрели друг другу в глаза. Его лицо переменилось со времени нашей встречи. Оно казалось исхудавшим и каким-то растерянным. Это был уже не тот приятный загорелый гурман.
– Я должен поговорить с вами. Это срочно. Простите, но я не нашел ваш номер телефона. Поэтому приехал сюда. Вчера вечером вас здесь не было, и я решил приехать сегодня.
– Откуда у вас этот адрес? – недоуменно спросила я. – Нас еще нет в справочнике, мы еще сюда не переехали.
Он достал из кармана куртки конверт.
– Адрес был здесь. Улица, о которой вы мне говорили в Лукке. Улица Сентонж.
– Я не понимаю.
Он протянул мне конверт. Он был старый, порванный на уголках. И без надписи.
– Откройте его, – попросил он.
Внутри лежал тоненький, очень потрепанный блокнот, наполовину стертый рисунок и длинный медный ключ. Ключ упал на пол, и Уильям нагнулся поднять его. Положил себе на ладонь и показал мне.
– Что все это? – не могла понять я.
– Когда вы уехали из Лукки, я был совершенно потрясен. Не мог забыть ту фотографию. Только о ней и думал.
– Правда? – спросила я с бьющимся сердцем.
– Я полетел в Роксбери повидаться с отцом. Он очень болен, думаю, вы в курсе. Рак. Он больше не может говорить. Я нашел этот конверт в его письменном столе. Он хранил его все эти годы. И никогда мне не показывал.
– Почему вы здесь? – прошептала я.
В его глазах было страдание… страдание и страх.
– Я хочу, чтобы вы мне рассказали, что произошло. Что случилось с моей матерью, когда она была ребенком. Я должен все знать. Вы единственная, кто может мне помочь.
Я посмотрела на ключ. Потом на рисунок. Неумело нарисованный портрет маленького мальчика со светлыми кудрявыми волосами, который вроде бы сидит в шкафу с книжкой на коленях и плюшевым мишкой рядом. На обороте надпись: «Мишель, 26, улица Сентонж». Я полистала блокнот. Никаких дат. Короткие фразы, выстроенные в виде стихов, на французском; разобрать их было трудно. Несколько слов бросились мне в глаза:
– Вы прочли это? – спросила я.
– Я попытался. Но я не очень хорошо говорю по-французски. Я понял только обрывки.
У меня в кармане зазвонил телефон. Мы оба вздрогнули. Это был Эдуар.
– Где вы, Джулия? – мягко спросил он. – Ей очень плохо. Она хочет вас видеть.
– Сейчас буду, – ответила я.
Уильям Рейнсферд бросил на меня вопросительный взгляд:
– Вам нужно ехать?
– Да, срочное семейное дело. Бабушка моего мужа. У нее случился удар.
– Мне очень жаль.
Он заколебался, потом положил руку мне на плечо:
– Когда мы сможем увидеться и поговорить?
Я открыла дверь, повернулась к нему, посмотрела на его руку на своем плече. Было так странно и волнующе видеть его на пороге этой квартиры, в том самом месте, которое причинило столько страданий его матери, столько боли; так странно и волнующе говорить себе, что он еще ничего не знает о происшедшем, о том, что случилось с его семьей, с его дедушкой и бабушкой, с его дядей.
– Поедемте со мной, – сказала я. – Я вас кое с кем познакомлю.
Мамэ. Ее усталое морщинистое лицо. Она казалась спящей. Я говорила с ней, хотя и без всякой уверенности, что она меня слышит. Потом почувствовала, как ее пальцы сжали мое запястье. Сжали сильно. Она знала, что я здесь.
За моей спиной семейство Тезак выстроилось вокруг кровати. Бертран, его мать Колетт, Эдуар, Лаура и Сесиль. А в коридоре – Уильям Рейнсферд, который не решался войти. Заинтригованный Бертран глянул на него пару раз. Возможно, он подумал, что это мой бойфренд. При других обстоятельствах мне бы это показалось забавным. Эдуар тоже смотрел на Уильяма с любопытством и тревогой, настойчиво переводя взгляд с него на меня.
Только выйдя в холл дома престарелых, я взяла свекра за руку. Доктор Рош объявил нам, что состояние Мамэ стабильное, но она по-прежнему слаба. Он не мог предсказать дальнейшее. Но по его словам, мы должны быть готовы к худшему. Смириться с тем, что конец близок.
– Мне так грустно, Эдуар, – проговорила я.
Он погладил мне щеку:
– Моя мать очень вас любит, Джулия. Нежно любит.
Появился Бертран с угрюмым лицом. Увидев его, я вдруг подумала об Амели. Мне захотелось ранить его, сказать какую-нибудь колкость, но я сдержалась. В конце концов, у нас будет время поговорить обо всем потом. Сейчас это не имело значения. Важна была только Мамэ, а еще высокая фигура, поджидающая меня в коридоре.