Ключ Сары

Одним дождливым ноябрьским утром я отправилась в квартиру, чтобы определиться со шторами, обоями и коврами. Изабель оказывала мне бесценную помощь. Она ходила со мной по бутикам и студиям домашнего дизайна. К величайшей радости Зоэ, я решила отказаться от нейтральных тонов, которые так любила в прошлом, и осмелилась выбрать новые, более смелые цвета. Бертран выказал свое безразличие, махнув рукой: «Как вам будет угодно, – в конце концов, это же ваш дом». Зоэ пожелала комнату в лимонно-лиловых тонах. Это настолько напоминало вкусы Чарлы, что я не удержалась от улыбки.

На лакированном паркете меня ожидала груда каталогов. Я добросовестно их листала, когда зазвонил мой мобильник. Я узнала номер. Это был дом престарелых Мамэ. В последнее время Мамэ была усталой, раздражительной, иногда невыносимой. От нее трудно стало добиться улыбки, даже Зоэ это редко удавалось. Она со всеми была до крайности нетерпелива. Теперь посещения превратились в настоящее испытание.

– Мадемуазель Джармонд? Это Вероника, из дома престарелых. Вынуждена сообщить вам плохие новости. С мадам Тезак все не очень хорошо, у нее случился удар.

Потрясенная, я вскочила:

– Удар?

– Сейчас ей немного лучше, ею занимается доктор Рош, но вам бы следовало приехать. Мы уже предупредили вашего свекра. Но нам не удалось связаться с вашим мужем.

Я повесила трубку в растерянности и панике. Снаружи дождь стучал в окна. Где Бертран? Я набрала его и попала на автоответчик. В его бюро рядом с площадью Мадлен никто вроде бы не знал, где он может быть, даже Антуан, которому я сказала, что нахожусь на улице Сентонж и если объявится Бертран, пусть перезвонит мне как можно скорее. Это очень срочно.

– Господи, это ребенок? – пролепетал он.

– Нет, Антуан, это не ребенок, это его бабушка, – ответила я. И отсоединилась.

Я бросила взгляд наружу. Дождь лил как из ведра, на улице словно висел серый блестящий занавес. Я вымокну. О нет! А впрочем, не важно. Мамэ. Чудесная Мамэ, милая Мамэ. Моя Мамэ. Нет, Мамэ не может покинуть нас сейчас, она слишком нужна мне. Слишком рано. Я не готова. Впрочем, я никогда не буду готова к ее уходу. Я огляделась вокруг. Гостиная, где я увидела ее в первый раз. И снова я почувствовала всю навалившуюся тяжесть случившихся здесь событий, которые неотступно меня преследовали.

Я решила позвонить Сесиль и Лауре, чтобы удостовериться, что их тоже предупредили и они едут в дом престарелых. Лаура ответила голосом спешащей женщины, что она уже в машине и мы увидимся там. Сесиль казалась более взволнованной и растерянной, в ее голосе чувствовались слезы.

– О, Джулия, я и представить не могу, что Мамэ… Ну, ты понимаешь… Это слишком ужасно…

Я сказала, что никак не могу связаться с Бертраном. Она удивилась.

– Но я только что с ним разговаривала, – возразила она.

– Ты звонила ему на мобильник?

– Нет, – неуверенно ответила она.

– Тогда в бюро?

– Он заедет за мной через минуту, чтобы отвезти в дом престарелых.

– А мне так и не удалось с ним поговорить.

– Правда? – осторожно сказала она. – Понимаю.

Тут и до меня дошло. И меня охватил гнев.

– Он ведь у Амели, да?

– Амели? – повторила она с деланым удивлением.

– О, перестань, Сесиль. Я отлично знаю, о чем говорю.

– Домофон звонит, я вешаю трубку, Бертран приехал.

Она дала отбой. Я осталась стоять посреди гостиной, сжимая телефон в руке, словно это был револьвер. Уткнулась лбом в оконное стекло. Стало холодно. Мне хотелось надавать Бертрану пощечин. И вовсе не возобновление отношений с Амели привело меня в такое состояние, а тот факт, что у сестер имелся номер телефона этой женщины и они знали, как связаться с ним в случае срочной необходимости вроде сегодняшней, а вот я не знала. Даже если наш брак дышал на ладан, он мог бы набраться мужества и сказать мне, что он по-прежнему с ней видится. Как обычно, я была последней, кто узнал. Извечный водевильный персонаж – обманутая жена.

Какое-то время я так и стояла не шевелясь. Я чувствовала, как ребенок бьет ножкой. И колебалась между смехом и слезами.

Неужели Бертран мне все еще нужен и потому мне так больно? Или же во мне говорит уязвленная гордость? Амели и ее парижский лоск, ее имидж совершенной женщины, ее такая современная квартира на Трокадеро, ее прекрасно воспитанные дети, которые всегда первыми здороваются с дамой, пьянящий аромат ее духов, которым пропитались волосы и одежда Бертрана. Если он любит ее и больше не любит меня, почему он боится сказать мне об этом? Не хочет сделать мне больно? Сделать больно Зоэ? Чего он так боится? Когда же он поймет, что не его неверность для меня невыносима, а его трусость?

Я пошла на кухню. У меня пересохло во рту. Наклонилась над раковиной и попила прямо из крана; мой громоздкий живот уперся в край столешницы. Снова бросила взгляд на улицу. Дождь вроде утих. Я накинула плащ, взяла сумочку и направилась к двери.

Кто-то постучал. Три коротких удара.

Это наверняка Бертран. Меня переполняла горечь. Антуан и Сесиль должны были передать ему, чтобы он позвонил или заехал.