Андо отстранился от Дэвида, но руку его не выпустил.
– И никто не мог бы быть готов. Я ведь, вроде как… – призрак рассмеялся, – мёртв. Но приличествует это мёртвым или нет – я скажу, что действительно рад тебя видеть, Диус Винтари.
– Знаешь, я даже не нахожу особых сил удивляться тому, что вижу тебя, – Диус, заметно дёрнувшись от звука старой фамилии, шагнул в сторону кровати, – если бы мне кто-то сказал, что я увижу Андо – о да, я удивился бы и не поверил. А видя своими глазами – нет, не удивляюсь. Ты, в общем-то, всегда был… Я, конечно, не… Не как вы… Но у меня есть старое доброе вербальное общение, многим оно помогает, мне, хотя бы большей частью, тоже. И для этого даже не обязательно говорить о тебе часто, чтобы помнить, что ты с нами. Жив в нашей памяти, – центаврианин усмехнулся, – я привык к тебе… и даже иногда мне самому казалось, что я чувствую твой взгляд за спиной. Ты начал жить с нами раньше, чем мы сами… стали жить вместе… Вы с Дэвидом… обменивались картинами, когда он смотрел на море, а ты на звёзды, передавали эмоции и резонировали в ответ, занимали друг у друга жизнь, я не знаю, кто точно у кого. Ты знаешь, любые двое, кто решает связать свою жизнь отношениями более глубокими, чем формальность – это два разных мира, которые идут на слияние, и им всегда есть, чем удивить друг друга. Удивлялся я двадцать лет назад, Андо Александер.
Андо улыбнулся, склоняя голову набок.
– И ты ненавидишь меня за это?
Дэвид откинулся спиной на угол между стенами, которые примыкали к откидной кровати, почти вернул власть над собственным голосом.
– Диус… Ты знаешь, я не думал, что это может когда-нибудь произойти. Но я рад, что произошло. У меня с ним оставалось недосказанное – то недосказанное, что можно сказать только глаза в глаза. У вас с ним этого – неизмеримо больше.
Диус подошёл к кровати, встал, опираясь спиной о стену напротив них, и расхохотался.
– Ненавижу? Было бы просто… нормально, во всяком случае… Но нормальной моя жизнь не была, и не должна была быть. Но ты же видел… мне казалось, что видел. Знал, что я знаю. О тебе, о той части тебя, что рядом всегда. И ты должен был знать… я не несчастен. Настолько, насколько это вообще бывает. Я никогда не понимал, это правда, чего ты ждал от меня. Никогда не понимал тебя. Но я соседствую со множеством вещей, которых не понимаю. Соседствую. Живу с ними. Они моя жизнь.
– А ты хотел бы? Хотел бы понять? Мне нет нужды говорить о том, что я видел – да, видел. Видел, может быть, больше, чем ты сам. И твой упрёк, за моё влияние на жизнь Дэвида, так же висит камнем на моей душе, как и произошедшее сейчас.
– Вот теперь я действительно удивлён, – Диус медленными, тихими шагами обходил кровать, подходя к упирающемуся в угол изголовью, – не думал, что ты способен испытывать хотя бы тень вины – передо мной. И ты можешь видеть, эта мысль не вызывает во мне сколько-то заметного торжества… Видишь ли, у нас не было времени поговорить да будем честны, было мало желания. Наверное, такие разговоры не происходят, пока оба живы. Ну, лично мне кажется, что причина не во мне. Я всегда знал, чего я хочу. Ты – нет, и не трать время, говоря мне сейчас обратное… если, конечно, собираешься говорить. Ты тоже иногда… тянешься к более простым вещам, более естественным решениям, и это правда, было бы легче и проще, если бы ты был просто ненавистной, лишней частью в его жизни, которую я мечтал бы вырвать с корнем. Но такие мечты не проживают двадцать лет. Либо умирают, либо убивают.
Андо опустил руки, во все глаза смотря на мужчину. Он намеренно не пытался его прочитать, хотя мог. Но не хотел. Пусть слова – будут словами, и пусть сказанное – больше не тревожит.