Ключ Всех Дверей. Бракирийский след (СИ)

– Ты помнишь, ты, как никто, знаешь – как сильно я ненавидел вот это «такова природа». Предопределённость, приговор… жалкое оправдание всему, что происходит. Такова природа – о сторонах конфликта, не желающих идти к примирению. Такова природа – о тех, кто просто не пожелал возобладать над собственной слабостью.

– Да, я помню. Помню все наши споры. Помню, как ты хотел свободы… для меня, для всех… – рука Андо, опережая движение Дэвида, коснулась его плеча – того места, где когда-то сидел Страж.

– Скажи, это ещё чувствуется? Моя нервная система ещё несёт его след? Не так, как было с порабощёнными, конечно. Ты говорил – есть то, что меняет навсегда. И тело, и сознание. Как ворлонское вмешательство изменило и Литу, и тебя. Как технологии Теней меняли остраженных… и техномагов. Страж не изменил меня… зато ты изменил, да?

Дэвид накрыл руку Андо своею, рассеянно отмечая – как взросло она теперь выглядит, рука мужчины на руке юноши, рука живого на руке… нет, не призрака, конечно, но руке чего-то совершенно иного.

– Ты знаешь, я ценил этот дар, ценил и тогда, когда начал понимать, что он такое, что он несёт с собой. Я не собирался отказываться. Тем более не собираюсь теперь. Было бы совершенно аморальным, я думаю, брать от дара только то, что приятно, только то, что можешь вынести, только то, что… привносит приятное разнообразие в твою жизнь, – он горько усмехнулся, – это жестоко, но это правильно. Чтобы мне, осуждая тех, кому показалось бы… счастьем обладание такой силой… нечем было перед ними гордиться. Чтобы я не считал, что устоять, преодолеть – это очень просто. Неправильно бы было, если бы мне не пришлось учиться этому, как когда-то пришлось тебе.

– Ты справишься, нет сомнений, справишься. А я буду рядом. Как всегда был…

Светящиеся руки – почти плотские, почти реальные – скользнули по плечам, зачарованно перебирая пряди тёмных волос.

– Да, знаю. Как тогда, когда я ещё считал это только снами – там, на Тучанкью… Так и потом, все эти годы, когда я уже понимал… Мне кажется иногда, Андо… что ты как график бесконечно убывающей функции. Сколько ни приближайся к тебе, всё равно не пересечёшься. Может быть, я потому не послушал бы никаких предостережений, что рискую раствориться, даже в малой части, которую ты дал мне, в твоих ощущениях и твоей памяти, потерять себя в твоём, что внутри себя… что убедил себя в том, что это моё? Я все эти годы думал – вот, в конце концов, когда я стану взрослым и умным, я смогу понять… многих, и в частности тебя… Сейчас во мне живёт странное ощущение, что ты понимаешь меня.

И снова звенящая печаль в глазах Андо – полоснула по сердцу, когда он отвернулся. Но нет нужды видеть его глаза, чтоб знать, что в них.

– Прости… Прости, что мой страх за тебя, моё желание быть рядом, защитить – было сильнее любых соображений разумности. Что защитив тебя от всех угроз – от наших врагов на Центавре, от смерти под палящим солнцем на Корианне – оставил тебя беззащитным перед одной… перед твоими кошмарами. И малой эгоистичной радостью было – видеть твоими глазами тех, с кем я разлучён навсегда. Мою дорогую Офелию, и Виргинию, и Элайю… Через тебя защищать и их. Это моё желание – вопреки смерти остаться в вашей жизни – привело к тому, что случилось… Прости, что не могу раскаиваться в этом. Зная то, что мне дано знать – я не мог иначе.

– Андо…

Дэвид протянул руку, касаясь плеча призрака, сперва обжигаясь ощущением его реальности, телесности.

– Вы, вы все были правы – я ребёнок, эгоистичный ребёнок. Но я боялся, так боялся тебя потерять. И в жертву этому страху я принёс твой покой. Прекрасно понимая – ты не свернёшь, ты не откажешься…

– Андо… Андо, о чём ты… То есть, я понимаю, о чём ты говоришь, но…

Но себя не обманешь, эхом откликнулся тот, последний голос. С самой Тучанкью ты смотрел его сны, его воспоминания, воспоминания многих других – его глазами, и не хотел отказываться от этого, тебе это нравилось, зеркальный коридор чужих душ, к которым ты жаждал приблизиться. Ты говорил, что даже его кошмары – как тогда, на стеклянном поле, в котором навеки застыли боль и ужас тысяч оборвавшихся жизней – не пугают тебя настолько, чтобы отказаться. Ты уже знал, что получаешь это от него, но продолжал говорить: просто сны… Просто ему тоже, как всем, необходимо с кем-то делиться, чувствовать себя неодиноким, и если он не может как все вы – пусть хотя бы так. Ты чувствовал его боль, и его экстаз, ты слышал мысли своей матери и отца из его мыслей, мысли Диуса и твоих друзей из его мыслей, ты смотрел то, что видели его глаза – внешние и внутренние… Но даже зная, что смотришь не только в его личную память, ты не собирался останавливаться. Теперь ты спрашиваешь – чьи голоса ты слышишь, чья память сжала твои пальцы для выстрела, привела тебя к пониманию… твоего долга перед ним…