Ключ Всех Дверей. Бракирийский след (СИ)

Было, конечно, невероятно сложно представить, что этот большой, почти старый дядя был когда-то маленьким мальчиком, Вадим смотрел на носящуюся вокруг корианскую ребятню, с короткими, иногда торчащими в разные стороны кожистыми отростками – «кабелями», как называл их Ганя, пытался представить таким товарища Даркани… Какими тогда были черты его лица? Сейчас они изменены морщинами…

– Я рос не здесь, вообще-то. Но да, мы, как и все семьи, ходили в парк если не каждые выходные, то уж по праздникам – обязательно. Наш парк, правда, был скромнее…

– А вы один в семье?

Даркани помрачнел.

– Половину моего детства был один.

– Как это?

– У меня была сестра. Но однажды она исчезла.

– Как это – исчезла?

– Такие истории, наверное, не для детских ушей. Когда подрастёшь – расскажу. Если не пропадёт интерес.

Вадим, наблюдая за его лицом искоса, старательно подбирал слова – как ни хорошо он знал земной язык, сейчас было сложно. Кто ж не знает, как раздражает взрослых детская настырность. Но как будто в самом деле можно успокоиться обещанием рассказать «когда-нибудь позже»!

– Вы считаете, что я не пойму?

– Нет, – печально улыбнулся Даркани, – не считаю. Но это грустная история.

– Потому что она умерла, да? Если вам тяжело об этом вспоминать, то конечно, не надо. Но если вы просто не хотите расстраивать меня, то у нас, на Минбаре, не считается, что нужно скрывать от детей грустные истории. Минбарцы с детства учатся быть готовыми к разлукам, к смерти – это правильнее, чем однажды это станет неожиданным и жестоким ударом. Я знаю, что такое смерть. У меня погиб отец. Давно, ещё до моего рождения. Но мама рассказывала мне всё, потому что я имею право знать. И мой двоюродный брат тоже погиб… Этого, конечно, я тоже не видел… Но Калин, мамина подруга, умирала при мне. То есть, не прямо при мне, но я видел её больной, навещал вместе с мамой, и видел потом мёртвой, когда мы пришли на погребение.

Сухая морщинистая ладонь корианца скользнула по его голове.

– Она умерла, но многим позже. А тогда… я даже не знал, что случилось. Мы просто играли на берегу реки неподалёку от нашего дома. То есть, не совсем нашего – отец приехал туда провести отпуск. Вообще-то, играть одним на берегу нам не разрешалось – довольно крутой обрыв, вдруг упадём, но в тот вечер родители ушли в гости к соседям, и мы решили, что не будет вреда, если мы немного посвоевольничаем. У нас была такая игра – Суна подбрасывала вверх шарики, а я в них стрелял. Иногда мы менялись, но Суна стреляла хуже, поэтому когда я промазывал, она меня немилосердно дразнила. Потом… потом у меня был провал в памяти, очнулся я уже дома, в постели, рядом сидела мать с заплаканными глазами. Я спросил, где Суна, и мне сказали, что Суны больше нет.

– Что же случилось? Почему был этот провал в памяти? И что произошло с Суной?

– Они не хотели говорить. Просто обрывали все мои вопросы. Но потом, через несколько дней, рассказали мне это – что я нечаянно застрелил сестру. Я спросил, где же тогда её тело, и они ответили, что оно упало с обрыва в реку. Я дождался, пока они оставят меня без присмотра, и побежал к реке, спустился вниз и долго искал на каменистом берегу её тело – может быть, она ещё жива, ведь бывает, люди выживают и после ранений, и после падения в воду… я не мог поверить, что она умерла. Я несколько раз туда бегал, один раз сам чуть не утонул, меня выловил случившийся поблизости рыбак… Мать тогда напустилась на отца: «Надо было ему это сказать, когда уедем отсюда!». Потом мы уехали, да, сперва вернулись в наш собственный дом, но вскоре сменили его, ведь там всё напоминало о том, что раньше детей было двое… Со временем те дни начали затираться в памяти, иногда мне казалось, что я помню её смерть – на самом деле я видел это в кошмарах. Иногда мне снилось, что из воды поднимается чудовище и проглатывает Суну, иногда – что с неба спускается огромная хищная птица… Много позже, уже став взрослым, я задал себе простой вопрос – откуда родители знали, как погибла Суна, если их не было тогда на берегу? Да и играли мы всё же не возле самого обрыва. Мы не стали бы играть на самом обрыве – тогда шарики падали бы в реку. Значит, и тело Суны не могло упасть в воду. Скорее всего, они сами не знают, что там произошло, а это просто сочинили… Я не мог им простить, что они заставили меня поверить, что я собственными руками убил сестру, я несколько лет верил в это и проклинал себя… Когда я начал изучать психологию, я прочитал про подавленные воспоминания и подумал – ведь я на самом деле всё помню, просто запрещаю себе вспоминать, просто закрыл эти воспоминания, как причиняющие боль. Но я должен вспомнить правду, что на самом деле тогда произошло. Я пошёл к гипнотизёру…

– И вы вспомнили?

Маленький Вадим чувствовал, что ему, по правде, не очень хотелось бы знать ответ на этот вопрос. Что за ним идёт что-то настолько страшное, что причинит ему слишком сильную боль. Но в то же время – что он нипочём не откажется услышать этот ответ. Взрослые редко делятся с детьми тем, что они пережили, и если делятся – это нужно ценить.