Ключ Всех Дверей. Бракирийский след (СИ)

– Отличное благодеяние отцу – смотрю, у вас любят изощрённо издеваться… Что ж… тогда… вы могли бы принести мне письменные принадлежности и обещать, что моё письмо отправят моим близким?

– То есть, как – уже казнили? Моего коллегу и эту девушку? Вы серьёзно? Кто? Когда? По какому праву? Без суда?

Рассветные лучи бледно подсвечивали кромку храмовой стены – мягкие, розовые, на кровь совсем не похожие. На мелкой, тонкой, как волос, травке, пробивающейся в стыки плит двора, покачивались сверкающие, как капельки росы, насекомые-однодневки. Из храма приглушённо доносилось заунывное пение жрецов, издали ему вторили вопли лорканских лошадей – звучали эти животные не менее жутко, чем выглядели… В приоткрытые ворота видно было проходящий мимо люд – лавочники спешили в свои лавки, работники, нагруженные сельхозорудиями, шли к своим полям. Совершенно нелепо в такое утро говорить такие слова.

– Отец имеет право, – невозмутимо ответил Эйонтасеннар, – если застанет свою дочь в грехе, убить её своей рукой вместе с тем, с кем она согрешила. Можете сами посмотреть в священной книге. Это закон.

Эркена ночью сказал, что кому как, а ему лорканский язык совсем не нравится. Тягучий, как патока, тяжеловесный, как бесчисленные ритуальные одежды, пресный, как физиономии жрецов. Дайенн тогда ответила, что он не слишком справедлив, но вот это слово – закон – ей действительно не нравится. Оно звучит как стук топора о плаху, оно царапает слух, как пыточное орудие. Неприятное слово, призванное пугать, подавлять, держать в вечном напряжении. Да, закон должен внушать страх, это верно. Но должен так же внушать и спокойствие, ощущение безопасности… Этого второго смысла лорканское слово определённо не имело. И сейчас, хотя Эйонтасеннар говорил на земном языке – говорил с явным лорканским акцентом, и не в плохой языковой практике было дело, это было вполне сознательно.

– Не верю… Вы точно это знаете? Он действительно сделал это? Он убил их, их обоих?

– Я не присутствовал при этом, ибо в этом нет ни нужды, ни смысла. Однако выходя после полуночного обхода светильников, я видел, как грузили тела. Истормахал и Ансурахил объяснили, что по состраданию к Симунарьоту, в той великой скорби, что его постигла, они вызвались помочь ему с погребением тел. Дальнейшее так же не было мне интересно, ведь богохульников и вероотступников не должно хоронить с соблюдением всех необходимых обрядов, их чёрные души Наисветлейший уже отверг, их тела просто сжигают, как сжигают павший скот…

Дайенн невидящим взглядом смотрела куда-то мимо собеседника. Услышанное усваивалось сознанием медленно, как медленно рассветные лучи заползали в уголки, ещё объятые ночной тенью.

– Это какой-то невозможный, чудовищный бред… Просто так, пришёл и убил, и вы ему позволили? Вы говорили о суде, вы вчера осудили горожан за готовность к произволу…

– Он имеет право, – всё так же безразлично повторил жрец, – таков высший, веками освящённый закон. Если б его не было в городе – то да, мы, наделённые от Наисветлейшего властью бдить за соблюдением закона его, поступили бы так, как должно. Но раз уж рука Наисветлейшего так удачно привела Симунарьота обратно на родину именно сейчас – какое право мы имели вставать у него на пути?

– Вы с вашими людоедскими законами – чудовища! Вы заплатите за это, слышите? Не надейтесь, что я оставлю вас в покое, вы все заплатите! Господи боже, как вы могли… – Дайенн, рыдая, повисла на руке Эркены, пытающегося её удержать – наверное, в этот момент разъярённая дилгарка могла растерзать нехрупкого жреца в мелкие клочки. Впрочем, охватившая её ярость быстро сменилась отчаяньем, – мы нашли… мы убедили бы, доказали… За что…

– Он был вам очень дорог, верно? – Эркена присел перед ней, поднося ей слабо дымящуюся чашку.

– Был… я должна привыкать говорить об Алваресе – был… – пальцы Дайенн коснулись шероховатого керамического бока, но Эркена не выпустил чашку и, как оказалось, был прав – руки женщины сейчас были совершенно безвольны, – был моим напарником, был хорошим парнем… Которому я много раз говорила, что он живёт так, словно убеждён в своём бессмертии…

– Не могу сказать, чтоб это было плохое качество, – неловко улыбнулся бракири, – я, конечно, совсем немного знал его, но мне он показался замечательным, умным и честным человеком.

Дайенн обхватила руками плечи.

– Как я скажу это Альтаке? Как он скажет это его семье? Давно ли они смирились с предыдущей потерей? Алварес говорил об этом странном роке над их семьёй – их всех забирал огонь. Нет, он сам никогда не верил в проклятья… Мерзкие, лживые твари! Почему мои предки, в своём кровавом походе, не стёрли с лица галактики эту падаль?

Эркена мягко, но настойчиво поднёс к её губам чашку.

– Выпейте, вам необходимо успокоиться. От того, что вы будете рвать себе сердце, легче никому не будет.

Дайенн, стуча зубами, пригубила остывающий напиток – и поперхнулась с посеревшим лицом.

– Это что, алкоголь?

– Ну, там немного ликёра… Вполне естественно по ситуации.

– Эркена! Вы же должны понимать…

Бракири, кажется, смутился.