Ключ Всех Дверей. Бракирийский след (СИ)

– Была красива не только по нашим меркам, многие человеческие и даже центаврианские мужчины не могли оторвать от неё глаз. Талантливая художница, которой, как многим талантам, на профессиональном поприще большую часть жизни не везло. Последовательница культа Божественного Проявления – не слишком многочисленного и в наши дни, а при её жизни адептов было не более полутора тысяч… Культ является ядрёной смесью философий разных миров, в том числе много минбарского. Согласно их учению, бог как он есть – непостижим и нам и нашей жизни, в общем-то, параллелен, поэтому смысла в храмах и молитвах не больше, чем в попытке доораться до Примы Центавра устно через рупор. Чтобы приблизиться к нам, бог проявляется в нас, в ком-то больше, в ком-то меньше, кому как повезёт… Поэтому своё богопочитание «проявленцы» осуществляли в виде собраний и бесед, где обсуждали жизнь великих – и бракири, и инопланетян, кто сделал много доброго, сказал много умного и кого можно взять как пример в жизни, а так же сны, видения и откровения членов общины. Аналогом молитвы некое обращение со словами любви и благодарности к самому себе или друг к другу, точнее, «к тому, что живёт внутри нас и что неизмеримо лучше нас внешних», что «пробивается, как лучи сквозь тучи». Почётным служением было помочь ближнему «открыть в себе бога», то есть, призывать творить добро, «отвечая каждому просящему так, как они ответили бы богу». Понятно, к ним относились как к чудакам и иметь с ними дело не любили. Потому что, если тому, в ком бог проявляется ярко и полновесно, член общины будет служить любым возможным способом, то тому, кто «заглушил и стремится изгнать из себя бога», не оберёшься проповедей. А никому, ни конченой мрази, ни простому обывателю не нравится такое выслушивать. Моника, кроме устных воззваний, обращалась к согражданам посредством своих картин и всего того, что она творила. Многие восхищались талантливой художницей и просто красивой женщиной, оказывали ей помощь – покупая картины, организуя выставки, содействуя в поисках работы. Что было непросто – продавать картины Моника считала кощунственным и чаще отдавала их даром, а с работой… одни выражали ей недоверие потому, что она происходила из бедной рабочей семьи, и они не доверяли её образованию и чувству вкуса, другие воспринимали одинокую красивую женщину, устраивающуюся на работу, как «охотницу на мужчин», третьи хотели видеть на своём предприятии лишь единоверцев… Это Экалта. Это бракири. При том, хотя полезные знакомства Моника имела, пользовалась ими крайне редко. Летке Бартадо, первый посол Синдикратии на Вавилоне-5 – чуть ли не единственное исключение. Случайно попав на одну из её выставок, Бартадо впоследствии организовал несколько её выставок на Бракосе, содействовал её трудоустройству – три её дизайнерских места, в том числе в 58-59 годах – на Вавилоне-5 – его заслугой. И после её возвращения на Экалту и рождения Джани он продолжал оказывать семье помощь… хотя не столь активно – по слухам, имел несколько неприятных сцен от супруги.

– Вы намекаете… что Бартадо – отец Эркены?

– Я, Алварес, не кумушка, чтобы намекать, тем более на такие темы. Но семейная история, особенно необычная семейная история, оказывает влияние на взгляды человека и его жизнь, тебе ли не знать. Может казаться, что личная жизнь – это личная жизнь, она где-то там, за дверями, и в деловых отношениях это не сказывается никак… Но это то, из чего мы состоим. Из чего мы состоим на самом деле. Там, где заканчивается чисто формальное общение и начинается хотя бы приятельское, вы можете это видеть. Как то, что Синкара никогда не сядет за один стол с тем, кто подставил кого-то из кровных родственников ради собственной выгоды. Как Дайенн мгновенно заводится, если речь идёт о пренебрежении чьей-то жизнью или о жестоком обращении с детьми. И, учтите, сам Эркена знает, кто его отец, и для него это факт немаловажный.

Дайенн, выскочив за дверь, мгновенно прижалась к стене – жалея, что не может совсем в неё вжаться. По коридору с двух сторон, навстречу друг другу, двигались два янрзсина. Двигались медленно, видимо, уже заметив друг друга и размышляя, как они сумеют разойтись в коридоре, который и для одного-то янрзсина тесноват.

– Да, проблема, – ухмыльнулся Эркена, впечатываясь в стену рядом с Дайенн.

– Рано или поздно, но эта анекдотическая по определению ситуация должна была произойти. И что делать? Запрыгивать обратно к Альтаке как-то неудобно, может быть, у них конфиденциальный разговор, а ближайший – кабинет Эйлера, у него тоже сейчас какое-то совещание…

– Эйлер – это…

– Начальник отдела по пресечению торговли наркотиками. Должность, равная должности Альтаки.

– А мне казалось, он здесь главный… Может быть, вон в тот кабинет? Это чей?

– Это туалет. Если сейчас свободен, то это вполне себе выход.

– Туалет?! Мужской или женский?