Ключи к полуночи

Большую часть года, когда верхняя палата Конгресса Соединённых Штатов собиралась на сессию или когда у него были ещё какие-нибудь правительственные дела (официальные или неофициальные), сенатор жил в своём огромном двадцатипятикомнатном доме в Джорджтауне. В Иллинойсе он жил менее одного месяца в году. Хотя он не женился вторично после смерти жены и несмотря на то, что его единственный ребёнок был похищен и до сих пор не найден, этот просторный дом не был слишком большим для него. Том Шелгрин во всём хотел иметь самое лучшее, и у него были деньги, чтобы купить это самое лучшее. Его обширные коллекции, начиная от редких монет и кончая отличнейшими образцами античной мебели в стиле Чипендейл, требовали очень много свободного места. Им руководила не просто страсть коллекционера. Его потребность в антикварных ценностях была одержимостью. У него было более пяти тысяч первых изданий американских романов, сборников рассказов и стихов: Уолт Уитмен, Герман Мелвилл, Эдгар Аллан По, Натаниель Хотторн, Джеймс Фенимор Купер, Стефан Винсент Венет, Торо, Эмерсон, Драйзер, Генри Джеймс, Роберт Фрост и сотни других. В двух больших комнатах размещались более двухсот экземпляров стибенского художественного стекла, включая и все самые дорогие образцы, которые были созданы за последние пятнадцать лет. Его редкие марки были оценены почти в полмиллиона долларов. На стенах в его доме висели сто девять подлинников картин, но он признавал только десять из них. Большая часть его собрания находилась в хранилище или в доме в Чикаго. Только его коллекция Сальвадора Дали состояла из восемнадцати репродукций и девяти оригиналов. Он коллекционировал хрустальные пресс-папье, восточные гобелены и экраны, изысканный фарфор, бронзовые скульптуры, преимущественно современных мастеров, настоящие персидские ковры ручной работы, исторические письма и автографы, одеяла Навайо (одно из лучших его вложений, увеличивших свою ценность за последние десять лет более, чем на две тысячи процентов), вина, железнодорожные памятки, начиная с восемнадцатого и девятнадцатого веков, драгоценные камни, древние китайские и японские веера, из шелка или рисовой бумаги, и многое другое. Дом в Джорджтауне был битком набит таким добром. Его содержимое было застраховано на десять миллионов долларов. В каждой комнате была установлена пожарная сигнализация. В потолки встроена почти невидимая, но надёжная система конденсирования. Система сигнализации против взлома была просто чудом. Она засекала чужака посредством специальных устройств, спрятанных под коврами, скрытых электронных глаз и инфракрасных сканнеров.

В доме Шелгрина обитали не только неодушевлённые объекты. В нём также жили мажордом и кухарка (бывшие мужем и женой), шофёр и горничная. В будние дни миссис Финч, секретарь сенатора, носилась туда-сюда по поручениям. Часто его навещал Бёртон Талбот, советник в финансовых вопросах, а зачастую и деловой партнёр. По выходным Шелгрин обычно принимал гостей. Он не любил бывать один, потому что, когда он оставался один, у него было слишком много времени, чтобы думать. В моменты одиночества некоторые вопросы, о которых ему приходилось думать, были настолько ужасающими, что вполне могли бы свести его с ума.

Зазвонил телефон.

Шелгрин бросился к письменному столу и снял трубку.

- Алло?

- Сенатор?

Это был Петерсон.

- Продолжайте, - сказал Шелгрин.

- Как поживаете?

- Нормально.

- Сегодня хорошая ночка.

- Мерзкая.

- Собирается дождь. Я люблю дождь.

Шелгрин ничего не сказал.

- Достаточно? - спросил Петерсон.

Шелгрин колебался.

- Ну так как? - спросил Петерсон.

Шелгрин изучал стоявшее на письменном столе рядом с аппаратом электронное устройство В-409, подающее сигналы в случае, если телефон прослушивается.

- Нормально. Все в порядке. Нас никто не подслушивает, - наконец произнёс он.

- Хорошо. Мы получили донесение.

Шелгрин ясно услышал, как стучит его сердце.

- Где я могу вас видеть?

- Мы давно не пользовались супермаркетом Сейфуэй. Давайте там.

- Когда?

- В ближайшие полчаса.

- Я буду там.

- Конечно, будете, дорогой Том, - самодовольно произнёс Петерсон. - Конечно, будете.

- Что вы хотите этим сказать?

- Зачем же так? - спросил Петерсон, притворяясь непонимающим резкого тона сенатора. - Я только хочу сказать, что знаю, что вы ни за что на свете не пропустите это свидание.

- Вы думаете, что держите меня на привязи, - сказал Шелгрин. - Вы считаете меня собакой на поводке, и вам нравится дёргать его.

- Дорогой Том, вы слишком чувствительны. Я никогда не говорил ничего подобного. И никогда не скажу.

- Но помните, что вы будете там сегодня только по одной причине - вам приказали доставить это донесение мне. Вот почему вы бываете там первого числа каждого месяца, - гневно произнёс сенатор. - Не вы решаете, что делать. Вы также на привязи.

- Полегче на поворотах. Полегче.

- Я не нуждаюсь в вашем покровительстве.

- Беспокоюсь о вашем сердце, дорогой Том.

- Вы не сохраните вашу жизнь дольше, чем я свою, - сказал Шелгрин. - Фактически, даже меньше.