Читаем Ключи Марии полностью

Солнце светило сбоку, не мешая наслаждаться видом моря. На мониторе появилась новая заставка с рыбаком на лодке. Бисмарк вернулся мыслями в Киев, домой. Он вдруг подумал о том, что у него нет фотографий ни Рины, ни «брата» Коли, ни Адика. А ведь было бы недурно собрать всю фотогалерею людей, связанных каким-то боком с его поездкой на этот остров! Тогда можно было бы, как в детективных фильмах, переводить взгляд с одной фото-рожи на другую, рисовать схему взаимоотношений с ними и, возможно, приходить к самому неожиданному выводу в стиле Пуаро или Шерлока Холмса!

– Интересно, а телефоны у Адика и у «брата» Коли включены? – задался он странным вопросом.

Набрал Адика. Тот снова был «поза зоною». Набрал Колю и после двух длинных гудков услышал его голос.

– Привет! – ответил на его «алло». – Как там у вас? Холодно?

– Прохладно! – сказал Коля.

– Все в порядке?

– Ну почти! Только у Рины бронхит. И какие-то мужики ломились в квартиру!

– Как ломились? – перепугался Бисмарк.

– Ну звонили, говорили, что им надо проверить вентиляцию! Мол, соседи жалуются, что она забита.

– Не открывай! – твердо посоветовал Олег.

– Я что, дурак?! – возмущенно воскликнул на другом конце «брат» Коля.

– И не выходите!

– Ну как не выходить? А за хлебом, за едой? Но я аккуратно! Ты когда назад?

– Скоро! – убедительно пообещал Бисмарк.

До отлета оставалось четыре дня. Эта мысль опять окунула Олега в сомнения относительно полезности этой поездки. Надо заставить себя что-то придумать! Что-то еще придумать, чтобы увеличить шансы встречи с Георгием Польским.

Олег напряженным взглядом уставился на фото, ставшее заставкой ноута.

– O! Aftó eínai syngraféas!! – раздался за спиной голос Элефтэрии. (О! Это же писатель!)

Она ходила беззвучно и поэтому всякий раз голос ее звучал совершенно неожиданно. Олег первым делом посмотрел на ее ноги, пытаясь понять, почему он никогда не слышит ее шагов?

В нос Бисмарку ударил запах жареной рыбы.

Зеленые мягкие тапочки на ногах хозяйки объяснили беззвучность ее передвижения.

Элефтэрия опустила слева от ноута тарелку с приготовленной на гриле камбалой и графинчик узо с рюмочкой.

У Олега в голове смешались в клубок несколько вопросов к хозяйке, возникшие одновременно и не имевшие перспективы ответов из-за отсутствия общего языка.

– Что вы сказали? – Спросил он ее на английском, заранее зная, что она не поймет и не ответит.

– Сиграфес? – спросил он, вспомнив одно из только что услышанных греческих слов.

– Syngraféas, – поправила она Олега и указала взглядом на экран ноута. – Étsieínai syngraféas! (Это писатель!)

– Вы его знаете? – обрадовался он. – А что это, синграфеас?

Она взяла в руку воображаемую ручку и стала делать вид, что пишет.

– Графос! – Сообразил Бисмарк. – Писать? Писатель, что ли?

А она продолжала смотреть на старика и по лицу было видно, что относится она к нему тепло и по-дружески.

– А где он? – спросил Олег. – Where is he?

Попробовал объяснить жестами, что он ищет этого старика, что он хочет его встретить.

Элефтэрия оказалась сообразительной или это Бисмарк отличился яркой выразительностью, но она тоже жестами попросила его кушать, пока рыба горячая, и дала понять, что после ужина она его куда-то поведет.

Прилив энергии спровоцировал прилив аппетита, и Бисмарк с энтузиазмом принялся за вторую камбалу этого дня, разбавляя ее вкус глотками анисового узо.

Он понимал, что чем быстрее он поужинает, тем скорее они с хозяйкой пойдут в гости к старику-археологу. Если, конечно, он правильно понял ее мимику и жесты!

<p>Глава 72</p>

Краков, июль 1941. Очень тайная встреча с представителем таинственной Аненербе

За ними и вправду был «хвост» – двое худощавых мужчин в серых пиджаках и шляпах, делавшие вид, будто живо что-то обсуждают, нервно и резко жестикулируя. У самого входа в ресторан несколько разодетых красавиц ссорились со швейцаром, пытавшимся им объяснить, что все столики заняты. Очевидно, эти красавицы были подставными. Увидев Куриласов, швейцар открыл перед ними дверь, а на возмущенные возгласы красавиц пояснил, что эти господа зарезервировали столик заранее.

За входной дверью их перехватила худая женщина в шляпке, надвинутой на глаза, и повела за собой. Через минуту они спустились в глубокий подвал, прошли длинными коридорами, стены которых дышали сыростью. За всю дорогу женщина не произнесла ни слова, только подсвечивала фонарем, однако они все равно время от времени спотыкались: пол подземного коридора был далеко не ровным. Коридор закончился ступеньками, которые вывели внутрь деревянной избушки, похожей на будку сторожа. Женщина открыла дверь на улицу и показала рукой на рядом стоявшее авто.

Машина завезла их в лес, там за высоким каменным забором возвышался дом с готическими башнями. Ворота со скрипом открылись, авто въехало во двор. На встречу Куриласам вышел военный, он же провел их в зал с колоннами.

– Вы, пан профессор, пойдете со мной наверх, – сказал он, – а вы, – обратился к Олесю, – подождете в библиотеке, вам подадут чай и можете полистать книги.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза