Ключи Марии

Удивившись собственным ощущениям, он посмотрел на жалкого перепуганного старика благосклоннее.

– Вашу дверь можно вышибить ногой с двух ударов! – сказал Олег.

– Я привык, что никому не нужен и не интересен, а таким дверь не ломают! – старик развел руками.

– Кажется, эти времена закончились! – закивал головой Олег. – Вы умеете бегать? – на лице гостя появилась грустная усмешка.

– Так вы останетесь? – с затухающей надеждой в голосе спросил Клейнод.

Бисмарк вдруг вспомнил о папке с документами у себя дома на кухонном столе, вспомнил о печати ГО «Институт-архив». Подумал о том, что в папке вполне может лежать документ, объясняющий приход этих двух аферистов к учредителю общественной организации. Наверное, действительно, какие-то левые суммы пролетели транзитом через счет ГО!

– Может, поищите письма от Польского? – Олег глянул на старика пристально.

– Конечно, конечно! – затараторил старик. – Вы только подождите! Пойдите на кухню! Посидите там минутку! Можете посуду помыть, если без дела не можете!

Несколько удивленный, Олег прошел на грязную, замусоренную кухню. Остановился над плитой, у которой только одна конфорка была свободной от грязных сковородок, ковшиков и кастрюль.

Ему показалось, что хлопнула входная дверь. Он выглянул из кухни в комнату – там никого! В коридоре, ванной комнате и узком туалете тоже никого не было. Закрытую на оба замка входную дверь открыть изнутри возможно было только ключами, которых у Олега не было.

– Он что, сбежал? – опешил Бисмарк.

На кухне отодвинул с окна старую занавеску и заметил за стеклами горизонтальные арматурные ребра решетки.

– Западня? – перепугано прошептал он.

Глава 26

Краков, июнь 1941. Олесь вступает в борьбу с Косачем за внимание Ареты

Редактор подал ему лист бумаги, на котором были напечатаны странные, но обязательные к исполнению требования к оккупационной прессе:

«Не обсуждать будущее устройство политической, административной и хозяйственной жизни на оккупированных Великим Рейхом территориях (до окончания войны).

Обсуждать:

Предательство Германии советскими большевиками, вину крови, роль евреев. Освобождение от большевизма и еврейства, борьбу против большевизма и еврейства, деятельность III Интернационала, национальный вопрос в Советском Союзе.

Борьбу с большевистской идеологией:

прежде всего действия большевиков в последнее время (использовать).

Терминология: москали, а не “русские”, билорусины, а не “белорусы” (“белороссы”), Советский союз, а не “Россия” и т. п.

Под словом “Россия” понимается только Московия.

Не писать о народностях, только о населении.

Большевистская армия, а не “русская армия”. (Подчеркивать, что армия в большинстве, как минимум на 50 % состоит не из москалей! Что советский патриотизм служит только для традиционной московской империалистической политики).

Не употреблять большевистских названий городов: не “Куйбышев”, а “Самара”, не “Кирово”, а “Елисаветгород” и т. д. Не говорить о том, как рассматривают немцев в Советском Союзе…».

Цензор Клаус Шляффер приходил в типографию поздно вечером и скрупулезно вчитывался в верстку завтрашней газеты. Без «еврейской темы» не должно было выйти ни одного номера. «Жиды» были во всем виноваты, им приписывали все смертные грехи, репрессии, недород, они – самая большая угроза для Рейха. От статей на темы, которые Шляффер считал не нужными, оставались на утро белые пятна. А не нравились ему патриотические стихи об Украине, любой намек на то, что Украина станет независимой и что ее ожидает новая счастливая жизнь. Украина должна была стать в будущем житницей великого Рейха, а не государством. Поэтому нельзя было также критиковать колхозы, так как они полностью подходили для нового немецкого строя.

– И что теперь? – спросил Олесь.

– А что? – засмеялся Хомяк. – Дорисуй нос. Герцик может тебе попозировать.

Тут уже все засмеялись потому, что Герцик, работавший в редакции сторожем, с деда прадеда был гуцулом, хотя действительно имел длинный горбатый нос. Олесь забрал карикатуру, сел в углу и быстро сделал то, что от него требовали. И при этом несколько раз успел бросить взгляд на девушку, она все еще вежливо слушала монолог увлеченного Косача, которого с головой накрыли эмоции – он то читал стихи, то что-то горячо доказывал, то и дело трогая собеседницу за локоть или наклоняясь к ее уху, словно признавался ей в чем-то интимном. Странным образом его поведение стало раздражать парня. Сколько можно ей надоедать, подумал он.

Наконец-то совещание завершилось, шеф передал полосы и иллюстрации со своими замечаниями выпускающему редактору, а тот отправился в типографию. Наступило время бутербродов и вина. Косач быстренько схватил по бокалу для себя и для девушки, и снова навис над ней, как коршун. Олесь тоже взял бокал и, подойдя к ним, сказал:

– Так это вы та самая Арета, богиня мужества? Я читал ваши стихи.