Читаем Ключи Марии полностью

Его появление пришлось Косачу не по душе, и он блеснул откровенно раздраженным взглядом, даже открыл, было, рот, чтобы изречь в своем стиле что-нибудь саркастическое, но сдержался, заметив, что девушка улыбнулась и с интересом посмотрела на Олеся. Нет, она не просто улыбнулась, она излучила улыбку, от ее еще минуту назад скучающего из-за общения с Косачем выражения лица не осталось и следа.

– А вы тот, кто рисует Сталина и фюрера? – игриво спросила она. – Из номера в номер одно и то же! Вам это не скучно?

– Делаю то, что требуют. Поэтам легче. Вы можете писать о небесных фиалках.

– Ну, не только. Вот пан Косач еще пишет эмоциональные спичи на политические темы. Хорошо, что он их хотя бы не подписывает.

– А что делать? – пожал плечами Косач. – От меня тоже требуют пропаганды. Это вам позволено писать лирику. А из меня сделали трибуна. Если хотим, чтобы наша газета выходила и дальше, то обязаны танцевать под дудку хозяина. А вы, Арета, рискуете, когда обращаетесь к библейским мотивам. Уже два ваших стихотворения о Саломее и о Юдит Клаус завернул. Вместе с переводами из Генриха Гейне.

– А с Гейне что не так? – удивился Олесь.

– Ох, Олесь, а ты не знаешь? Гейне был евреем, – сообщил Косач. – Его книги в Германии сожгли. Зато есть другие немецкие поэты, на которых нам предложили обратить внимание.

Дан, наблюдавший издали за нашей троицей, решил сделать Олесю одолжение и отозвал Косача в сторонку, чтобы посоветоваться по поводу субботнего выпуска. Косач был явно не расположен к деловому разговору, но отказаться от него не смог, поскольку в субботнем выпуске должны были напечатать его рассказ. Дан подмигнул Олесю, пока Косач, глядя под ноги, слушал его. Арета заметила и улыбнулась:

– Хороший у вас товарищ.

– Что да, то да – вместе учились.

– Где?

– Во Львове на историческом.

– О! А рисование? – удивилась она.

– Это скорее хобби.

– Какой же ваш любимый исторический период? Может, античность?

– Нет, я люблю историю Ближнего Востока – вавилоняне, хетты, шумеры, финикийцы, аккадцы, ну и раннее средневековье тоже. Я писал работу о символике тех времен, отраженной в орнаментах, узорах, клинописи и рисунках. Но война помешала.

Девушка посмотрела на Олеся немного напряженно и покачала головой.

– Я так и думала.

– Что вы думали?

– Что когда-нибудь вас встречу.

Он покраснел. Потому, что не понял, что она имеет в виду.

– Как? Меня?

– Да, вас. Мы должны были встретиться и встретились. Только это не то, о чем вы подумали. Это другое.

Голос ее вдруг стал сухим, безэмоциональным. Ее голос сразу разрушил все его невольные фантазии.

– Вы любите говорить загадками, – покачал он головой.

– Вы читали «Книгу Еноха»? – неожиданно спросила она.

– Которую именно?

– О, это ответ специалиста. Четвертую.

– Разве она существует?

– Существует. Там есть такое стихотворение:

Как только ворон скажет трижды «кра»!В краю, где свирепый зверьТогда им встретиться пораВсем наперекор.

Олеся поразили эти строки, такие простые, словно он уже слышал их прежде, хотя и был убежден, что не слышал, а однако все равно они будто сидели в его памяти и сейчас неожиданно вынырнули из нее.

– А как вы можете растолковать это стихотворение?

– Мы уже дважды с вами пересекались в Кракове. Ворон сказал «кра!» третий раз и вот мы разговариваем.

– А предыдущие два?

– Мы с вами разминулись на перроне, когда я позавчера вышла из вагона поезда, прибывшего из Сянока. Второй – я видела вас вчера из трамвая и помахала вам.

Да… Девушка, которая махала ему рукой из трамвая и при этом улыбалась, осталась в его памяти, хотя он ее хорошо и не разглядел, потому что стекла трамвая отражали яркие солнечные лучи, эти лучи частично скрывали ее лицо. Но в его чертах Олесь увидел нечто невероятно прекрасное и соблазнительное. Трамвай остановился, подобрал людей и еще с минуту помедлил. А он ведь не был уверен, что девушка улыбается именно ему, он растерянно осмотрелся по сторонам, а когда понял, что рядом никого нет и решился подойти ближе, девушка отошла от окна, она уже проталкивалась к выходу. И тут трамвай тронулся. Значит, это была она? И улыбалась она ему, Олесю?

– Да, – он кивнул. – Помню. К сожалению, поздно понял, что вы махали мне, а не кому-то другому.

– Ничего страшного, – небрежно сказала она. – Я знала, что будет третий раз. «В краю, где лютый зверь». Надеюсь, вы не имеете иллюзий относительно нацистов?

– Конечно нет. Но все-таки есть надежда, что они пойдут на восток и уничтожат второго лютого зверя.

Арета печально покачала головой.

– Не уничтожат. Гитлер идиот.

– С этим я согласен. Если бы он не полез в драку со всем миром, а пошел бы только на Россию, опираясь на порабощенные ею народы!

– Для этого нужен другой склад ума. Он маньяк, истерик и неврастеник. Нас ждут страшные времена.

<p>Глава 27</p>

Киев, октябрь 2019. Клейнод в осаде, но надеется на помощь

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза