— Да в мастерской ее и не было, в том-то и штука… А потом в Куйбышев иностранные посольства переехали, и нас на паркет перевели… Вот тут и совсем надолго придержали… Аж обидно стало, руки не поднимались. Написали письмо в Москву… Так, мол, и так, неужели Гитлер уже разбит, что мы паркетом занялись? А из Москвы вскоре телеграмма: паркетчиков на фронт! Ну, военкомат сразу нас всех и подмел… Товарищ капитан, разрешите спросить, что это у вас за орден? — Янчонок с хитрецой перевел разговор на другую тему.
— А присмотрись-ка сам.
Янчонок, а вместе с ним и его дружки подошли поближе.
— Вроде святой какой-то… Каска с шишаком… таких сейчас и не носят. Але… Александр…
— Эх ты, сам монашья скуфейка, — пристыдил Янчонка кто-то другой. — Не святой, а, можно сказать, первый маршал на Руси… Александр Невский.
— Верно, — подтвердил Алексей. — Мечом умел владеть хорошо…
— Честное комсомольское, первый раз вижу.
— Ну вот что, «честное комсомольское»… Кто из вас еще комсомолец?
— Да все, кто вот тут… Только один не успел билет получить. На собрании в ремесленном принять приняли, а тут повестка, до райкома не дошло.
— Мы здесь по-фронтовому, без райкома… Комсорг с вами беседовал, созывал?
— Да, переписал… Сказал, что, как придем на место, комсомольское собрание проведем.
— А зачем откладывать? Вот будет большой привал, можно и созвать…
Пополнение Алексею понравилось. В большинстве своем недавние ремесленники, и коль приучены мастерами к рабочему инструменту, то и к солдатскому станут относиться бережливо. И все-таки, мысленно перенеся всех этих горячих, хороших ребят на ту Подгуровскую высотку за Ловатью и представив себе их там, под тем огнем, с беспокойством подумал Алексей, что главная школа для них еще впереди. И хорошо, если первый искус нагрянет не по-глупому; хорошо, если рядом будет тот, кто начальные классы этой школы прошел… Иначе скольким из них суждено лечь в землю, в братские могилы, так и не познав хотя бы изначальный вкус солдатского торжества над битым врагом…
Алексей разыскал командира роты Пономарева, взял у него список личного состава, посмотрел разбивку по взводам.
— Я новеньких всех перемешал, товарищ капитан… вместе со старослужащими, — поняв, чем интересуется замполит, поспешил предупредить Пономарев. Грузный, даже пышнотелый, был он одногодком Алексея и, как он уже успел заметить, самолюбиво, с недовольством встречал замечания в свой адрес.
— Здесь, на бумаге, вы их перемешали, а посмотрите, что в поле получается! Стоят гуртом… Где же ваши старослужащие?
— А что ж мне их, с реверансами друг к другу подводить? В окопах и те и другие оботрутся.
— Нет уж, Пономарев, на окопы надеяться нечего.
Подошел Бреус, парторг роты.
— Товарищ капитан, разрешите сказать. О новичках не тревожьтесь. Все мы посматриваем за ними, отстающих не будет. Я с ними целую конференцию провел. Да и другие коммунисты все время вместе с ребятами… Это сейчас они в кучу сбились, а так у нас порядок, следим.
И снова зашагали. Шли вольным шагом врастяжку, чтобы не хлюпать на других вылетающей из-под сапог грязью. Полы шинели заправили под ремни, задумчиво смотрели на лоснящуюся на пригревах землю. Кто в эту весну сделает на ней, проснувшейся от зимней спячки, первую борозду? Лемехом или снарядом? Что вслед за собой поманит прилетевших грачей — плуг или срывающая дерн солдатская лопата?..
5
Уже по одному тому, что полк никто не торопил и двигался он вразвалочку, по-ополченски, со щедрыми дневками и привалами, с горячей сытной пищей, уже по одному этому чувствовалось, что задача, которую где-то и когда-то предстоит решать ему и дивизии в целом, маячит в таком отдалении, что разглядеть ее сейчас и не пытайся. Те, кто шагал в колонне, воспринимали эту неторопливую размеренность по-разному, в зависимости от пережитого в войну ранее. Фещука, например, она вполне устраивала. Он не мог позабыть отчаянные марш-броски сорок первого, да и сорок второго года, и они вспоминались ему теперь, как вспоминаются старшекласснику неудачи и промахи начальной поры. Свернув на обочину дороги коня, он пропускал полный состав батальона, вновь и вновь любовался его внушительной численностью, ласкающим взглядом окидывал то роту раскрасневшихся, в добротных полушубках стрелков, то взвод противотанковых ружей, то минометчиков, замыкавших строй. «Теперь-то научились, повоюем, господа гансы, по-настоящему, теперь нас на бога не взять. Дудки!» — мысленно приговаривал Фещук. А для Янчонка и многих других, таких, как он, сорок первый год, знакомый только по горестным сводкам, начисто заслонялся взошедшим в зенит солнцем Сталинградской битвы, победами на Дону, на Кубани, и потому медлительность похода и однообразие потянувшихся дней были им совсем не по душе. Пятые сутки в дороге, а фронтом и не пахнет. Снова стоянка. Вон и сеять люди начинают. Где же он, этот передний край?!