Ключи от дворца

— Наговаривают на меня, товарищ капитан, ей-богу, наговаривают, — довольно поблескивая глазами, пожаловался белолицый, завертел головой, оглянулся: — А вот где Рябцев? Рябцев, ты чего ж молчишь? Давно ли хвастался, что почти дома. Показывай дом свой…

Приземистый молоденький красноармеец, на котором кожушок сидел как-то по-особому пригонисто и щеголевато, осклабился, одернул Рынду тычком приклада.

— Не загинай лишнего, я тамбовский.

— Все равно ЦЧО… Центральная Черноземная…

— Была когда-то… А почему вы о здешних спросили, товарищ капитан?

— Да вот гляжу — оврагов много. Дали им волю. Сколько чернозема вразброс пошло, — посетовал Алексей, пропуская еще один ряд и пристраиваясь к Рябцеву.

— А что против них сделаешь, товарищ капитан? Стихия! Что правда, то правда, их и у нас, на Тамбовщине, хватает. Они — как гитлеры: не то что пядь земли, а целые километры отхватывают…

— Леса надо садить, а не на стихию сваливать, — назидательно заметил Рында.

— И в лесах хлеб сеять?

— Я тебе по-серьезному говорю… Закрепление почвы называется… регулирование, по-научному… У нас на Волге, если бы не так, не по-хозяйски, то весь чернозем в Каспий уплыл бы…

— Зато воевать здесь сподручней. Хоть в засаду, хоть в поиск, хоть и самому укрыться. И лопатой не надо мозоли набивать. Все готово. Пересеченная местность… — авторитетным баском прогудел кто-то за спиной Осташко. Он обернулся, отступил еще на один ряд.

— А ну-ну, кто это такой бывалый стратег?

— Да это Талызин…

— Давай, Талызин, обоснуй… Вот, оказывается, куда немцев надо было сразу пригласить да здесь, в этой мышеловке, и расколошматить! А мы-то по недомыслию здесь не задерживаемся, дальше идем, теряем выгодные позиции… Все рассмеялись. Но сказавший это пожилой солдат остался невозмутимым.

— Об этом жалеть не приходится, товарищ капитан. Чего-чего, а такого добра, как овраги, и там полно…

— Где там?

— Ну, одним словом, впереди, куда направляемся… На Орловщине…

— А вы откуда знаете?

— Сам орловский…

— А что ж молчали?

— А про что говорить? Я свое родное село, можно сказать, сам немцу в сорок первом отдал… На моих глазах сгорело… Сравняли его с землей… Не о чем и говорить…

В Лебедянь пришли уже в сумерках. И в окраинных избах, и в городского типа домах, что стояли на площади, окна глядели на улицы темными, мрачными квадратами, были зашторены. До этого, проезжая эшелоном, впервые за долгие месяцы полюбовались кое-где приветливыми огнями далеких деревень, а здесь уже снова приметы войны, ее предполье…

Фещук поджидал колонну на площади. Был здесь уже и Трилисский. Подозвав командиров рот, засемафорил рукой, стал показывать, кому в каких порядках домов размещаться.

— Только пока не подъедет батальонная кухня, в хаты людей не заводите, — предупредил ротных Осташко.

— Что так? Скинули бы сапоги, обсушились в тепле.

— Когда сапоги скинуты, тогда уже не до ложек… Бултыхнутся на пол — и гвардейскими минометами не разбудишь.

— Вам дело говорят, выполняйте, — поддержал Фещук замполита, словно он высказал его собственную мысль.

Штаб занял домишко вблизи торговых рядов, в котором, судя по старым, развешанным на стенах плакатам санпросвета, издавна обитала или санитарная станция, или контора Лебедянского рынка. Новожилов отыскал на задворках хворост и сразу же стал взбадривать захолонувшую облупленную печку. Нашлась и солома, чтобы прикрыть каменные плитки пола. Как ни тянуло Алексея после ужина вслед за Фещуком опуститься на это духовитое, обещавшее добрый сон ложе, все-таки он пересилил себя, решил пройтись по расположению рот. Чистое звездное небо, только на горизонте обранное тучами, походило на бездонную, окаймленную потемневшим снегом прорубь. Размахнувшись от края и до края земли, в нее устремился серебристый луч прожектора и, не нащупав там никакой тверди, мгновенно исчез. Ночь углубилась, задышала спокойней.

Окликаемый вполголоса часовыми, Алексей шел от двора к двору. Повсюду в домах спали. Лишь в одном из плохо закрытых окон узеньким лезвием блестел свет.

— Кто там все еще возится? — спросил Алексей у похаживающего вокруг колодца часового. Присмотрелся, узнал Панкова.

— Давно улеглись, товарищ капитан. Храпят — аж сюда слышно. Хор Пятницкого!

— А что ж не потушили?

— Хозяева, наверное.

Алексей все же пошел проверить. Над оставленными на столе такими притягательными котелками склонились две ребячьи головенки. Мальцы опрометью кинулись на печь.

— Что, сдрейфили, мышата? — успокоил Алексей. — Действуйте, ешьте, раз уж поступили на солдатское довольствие, только окно получше прикройте. Где мамка?

— На окопах, — тоненько послышалось с печки.

Об отце спрашивать уж и не стал. Наверняка где-то если не в такой же придорожной хате, то в окопах…