Может, зря она уехала из Киева? Но как она, княгиня, могла остаться, когда другой князь садится на стол, не получив даже верных вестей о смерти Святослава? К тому же крещеный князь, и жена его тоже греческой веры. Как могла бы она жить при них? Три высокородные княгини на один город – курам на смех.
Она уехала, потому что не знала, кем теперь считать себя и свое дитя. Ну а здесь, в Свинческе, кто она теперь? Прияна не раз порывалась потолковать об этом со Станибором, Равданом, своим зятем, с Краяном, его отцом, но не решалась. Не могла заговорить так, будто верит, что Святослава нет в живых и пришла пора делить его наследство.
Был бы жив Пламень-Хакон… тот, кому она верила как брату и отцу… Прияна смахивала слезы. Три года той утрате, а боль не утихает.
Прияна помнила свое видение, давнее, что Нави послали ей еще до замужества. Будто она идет через мрак, держа в руках голову человечью, а в этой голове горит пламя. И она знает, что голова эта – Святослава, и при том ищет она в этом мраке его же – мужа своего…
Так, может, пришла пора идти искать? Даже в Нави она вошла бы без страха, дайте ей лишь надежду найти там свою потерю…
Не для того ли является к ней по ночам старая Рагнора, чтобы указать путь?
Осененная однажды этой мыслью, Прияна соскочила с лежанки и бегом кинулась к призраку. Но протянутые руки ее наткнулись на бревна стены. Бабка исчезла. Судьба – дурная ли, добрая ли? – не хотела говорить, а лишь напоминала о себе. Здесь я. От меня не уйти. Ты, которую восьмилетней девочкой опустили в могилу, а потом вернули в белый свет, навек принадлежишь Нави…
Но не из Нави Прияна получила вести о муже, а от живых людей. И довольно скоро. Она приехала в Свинческ в самом конце осени, еще по воде; лишь пару седмиц как встал санный путь, и однажды под вечер с заборола закричали: по Днепру идет обоз. Саней было с три десятка – для полюдья мало, да и слишком рано. Даже для киевского торгового обоза еще рановато. Однако гости явились с полуденной стороны, и Прияна сама вышла к воротам. Ее трясло от волнения. Ну хоть что-нибудь узнать… Хотя бы то, что в Киеве нет новостей…
А когда она разглядела лицо мужчины в седле, возле передних саней – не поверила глазам. Взгляд ее встретил Улеб – тот, кого она мысленно видела господином Киева, восседающим на Олеговом престоле в старой Олеговой гриднице.
Так это все-таки полюдье? Но где большая дружина? Идет позади?
А потом Прияна заметила женщину, сидящую в санях, и рукой в варежке закрыла себе рот. Это была Ута – Улебова мать. Почему она здесь? Вспомнились рассказы, что Эльга вскоре после гибели Ингвара пустилась в разъезды, но чтобы Ута? Да и Улеб – не отрок, каким был в ту давнюю пору Святослав. Какое несчастье могло выгнать эту немолодую женщину из дома, послать через половину света белого? Разве что Киев провалился в бездны преисподние… или враги какие разорили его, сожгли дотла, и всей земли Полянской больше нет, а эти двое – единственные, кто уцелел…
Видя, что Прияна смотрит ошалелыми глазами, Улеб соскочил с седла, подбежал к ней и обнял.
– Я живой! Не блазень! – Он дружески похлопал ее по спине. – Рад тебя здоровой видеть. Как Ярик?
– Как ты здесь очутился? – Прияна высвободилась и взглянула ему в лицо.
Брат ее мужа изменился. Он вроде был все тот же – они не виделись-то месяца три. Но за это время в нем будто подменили душу. Новая была гораздо старше и смотрела на мир глазами, в которых погасла свойственная юности вера в лучшее.
– Я тебе добрые вести привез! – Вопреки этой мрачности, Улеб попытался улыбнуться и положил руки ей на плечи. – Радуйся. Святослав вернулся. Муж твой жив, он в Киеве, невредим, здоров, на своем столе…
Прияна глубоко вздохнула, и воздух встал в груди колом. Показалось, сейчас сердце разорвется, но через несколько ужасных мгновений она все же сумела выдохнуть и разрыдаться. Она заливалась слезами, цепляясь за плечи Улеба, ноги ее не держали. А мимо сновала своя челядь и обозные бережатые, все оглядывались на нее, но никто не подходил. Все или уже знали, или догадались, какую весть привезли из Киева сбежавшей оттуда княгине.
Во что ее радость обошлась самим добрым вестникам, Прияна узнала позже, когда пришла в избу Ведомы и застала там Уту с ее младшей дочерью Витяной.
– Мы в Плесковскую землю направляемся, в Варягино, – сказала ей Ута.
Она держалась спокойно, но Прияну поразило, какой враждебный взгляд метнула на нее тринадцатилетняя Витяна. Ростом уже с невысокую мать, она стояла рядом, обняв Уту и положив голову ей на плечо – и ласкаясь, и будто защищая. Статью, даже лицом она очень напоминала отца и обещала уже в ближайшее время перерасти мать.
– Что… проведать кого? – растерянно спросила Прияна. – Кто у вас там остался?
Казалось странным, что ближайшая родня киевского князя покинула город как раз тогда, когда он вернулся из опасного похода. Отец Уты, последний из братьев Вещего, уже умер, но, может, мать ее жива?
– Мы… жить там будем, – Ута едва решалась поднять на нее глаза.
– А где Свенельдич? – Прияна вдруг сообразила, кого здесь не хватает.