Святослав вовсе не просто так сказал, что отныне его стрый Тородд будет сидеть в Смолянске, а Вестим должен отправиться в Хольмгард. Он приказал совершить этот обмен еще нынешней зимой, и Вестиму предстояло первому отправиться на новое место. «Чтобы к моему возвращению, как назад в Киев пойду, вас в Смолянске уже не было», – сказал он Вестиму. Всего через две седмицы после отъезда Святослава на север туда же, вслед за ним, потянулся обоз из нескольких десятков саней. Вестим увозил свою вторую жену Соколину со всем выводком их детей от первых браков, пожитки, утварь, челядь, скотину, собственных отроков. Глядя с заборола, как обоз приближается по льду Днепра, Прияна невольно приложила руку к щеке. Совсем недавно у нее на глазах вот так же всем двором отбывали в дальние края Ута и Улеб с домочадцами. Что такое случилось? Что за вихрь подхватил почтенные, родовитые семейства и гонит, будто листья на ветру, прочь с насиженных мест?
Проехав за первый день полперехода, на ночь Вестим с дружиной остановились в Свинческе. В этот вечер все долго не ложились. Ведома за восемь лет сжилась с Соколиной: она принимала четверых детей молодой воеводши, провожала на тот свет ее первого мужа, Хакона, и никак не думала, что их разлучит воля киевского князя.
– Как же вы там жить будете – кругом все чужие, ни могилки, ни дыма родного! – вздыхала Ведома. Сама она прожила жизнь на окраине родового жальника и не понимала, как можно по-другому.
– Так у меня и здесь родного ничего нет! – отвечала Соколина, которая родилась в Киеве, а пожить успела и в Деревской земле, и в Смолянской. – В Ладоге, может, отцова родня какая осталась. От Хольмгарда туда пути дней пять, может, повидаемся когда.
– Да какая же это родня? – с сомнением отвечала Ведома, не верившая, что можно иметь родню в том месте, где никогда не был.
– Мистиша в Хольмгарде родился, мать его там умерла. Вот я и буду почти что в родных краях! – улыбнулась Соколина. – Ну а ты, княгиня? – Она села рядом с Прияной и взяла ее за руку. – Не решила тоже в дорогу тронуться? Поедет Святослав обратно в Киев – вот и тебе бы с ним.
Прияна молча покачала головой.
– Нет. Я как решила, так и исполню. Пока у него Горяна в женах, мне его женой не бывать. Ведь когда-то, – она взглянула в глаза Соколине, – когда-то давно Игнорь тоже другую жену привез, болгарыню. Я знаю, мне Ростислава рассказывала. Эльга не пожелала мужа с другой делить и в Вышгород жить уехала. Ингорь зимой в полюдье ходил – Эльга в это время Киевом правила. А как он возвращался – она в Вышгород назад уезжала. И так пока болгарыня… не пропала куда-то. Если Эльга могла, почему я не могу? Я родом не хуже ее, мне стыдно согнуться там, где она устояла!
Соколина ответила не сразу. Некоторое время она всматривалась Прияне в лицо своими внимательными глазами, будто примеряла, поместится ли в ее душе ответ.
– Да вот видишь ли, – сказала она наконец, – когда Эльга от мужа отдельно жила… у нее под рукой был мой брат, Мистиша Свенельдич. Оттого она и правила, оттого и болгарыню… избыли. С такой-то силой за спиной ничего не страшно. А у тебя-то есть ли кто-то вроде него?
Часть четвертая
По-гречески седьмой день назывался «кирьяки» – день Господа, день Христа. В этот день княгиня Эльга устраивала пиры для бедных.
Тем летом в Царьграде патриарх Полиевкт двенадцать недель наставлял ее в вере и немало говорил о нищелюбии.
– Сам Бог, – учил он, – первый вершитель всех дел благих и на пользу человеку идущих. Для кого создал Он землю, украсил светилами небо, благоустроил перемену времен, и теплоту солнечную, и охлаждающую природу льда? Для себя ли? Нет, ибо Бог не нуждается ни в чем. Он – невидимый земледелец, производящий для людей пищу. Он дает семя сеющему и воду из облаков. Он взращивает виноград и другой овощ, питает разного рода скот, чтобы имели мы пищу и одежду. Заботится он и об удрученных болезнью, научая пчелу производить мед и воск, побуждая травы и деревья давать сок, коренье, лист и прочее, имеющее лечебные свойства. Кто научил нас распознавать эти свойства? Кто создал искусство лекарей, дающее здоровье? Все это Бог. А значит, и мы должны столь же щедро одаривать нуждающихся, как щедро Бог одаривает нас всякий день нашей жизни.
В Царьграде Эльга и правда видела немало нищих. Этериарх Савва Торгер рассказывал, что их еще не так много в тех местах, какие посещаются царственными особами, но при церквях и монастырях, куда ее возили показывать христианские святыни, их всегда были десятки. Подающий нищему – подает Богу, это она усвоила быстро и уже сама после крещения раздавала (руками приближенных) медные фоллисы и даже серебряные милиарисии. И все же Савва насмешил ее рассказом, что у «старого василевса», Романа, тестя и бывшего соправителя нынешнего Константина августа, было обыкновение раз в неделю сажать с собой за обед троих нищих. «Львы» из числа телохранителей подбирали их у церквей. «За Романом водилось немало всяких грехов, – пояснял Савва, – а учители веры наставляли, что милостыня очищает путь даже царей».