Вальга только ухмыльнулся и впереди Малуши сошел с крыльца. Она смотрела вокруг с изумлением: казалось, все здесь должно замереть и в гнетущем молчании обратиться к ней, как если бы она вынесла из избы мертвое тело… Для всех этих парней ничего не изменилось, а для нее прошла целая жизнь. Весь мир перевернулся, и казалось дивным, что здесь все те же люди за теми же делами.
«А ведь он знает», – думала Малуша, вслед за Вальгой выходя со двора и глядя в его спину под зеленовато-серым кафтаном. Не может не знать – сын воеводы Асмунда, любимый братанич княгини! Когда все это случилось, ему было уже… Как князю – лет тринадцать, он уже носил меч и даже, наверное, был на той войне…
– Пестряныч! – окликнула она, несомая волной нерассуждающей смелости.
– Ась? – Он обернулся на ходу.
– Ты на Деревской войне был?
– Был, вестимо.
– И в Искоростене был?
– Да. Мы все были со Святославом, – добавил он, имея в виду весь круг гридей – ровесников юного тогда еще князя.
– И как там?
– Жарко было. Хоть и зима, – усмехнулся он. – Городец горел – пламя до неба доставало. Так и думал, сейчас Солонь или еще кто из богов выглянет из тучи скажет: вы чего тут творите, беспуты?
– Там… в Искоростене… был… кто был старшим? Кто правил?
– Князь… Володислав, – Вальга остановился посреди улицы меж тынами, стараясь припомнить. – Да. Маломира убили тогда уже. Их там, в земле Деревской, изначально двое было, стрый и братанич его, а к зиме только Володислав остался.
– И что? – собравшись с духом, спросила Малуша. – Как он погиб?
Вальга хотел ответить, но промолчал и задумался. Посмотрел на троих отроков, но те были слишком молоды и в той войне не участвовали.
– Да не помню я. Погиб как-то. Убили… Там такая давка была, как весь народ из Искоростеня попер – и ратники, и жители, и скотина, все вперемешку. Там у них уже крыши над головами горели. Сотен пять-шесть у ручья порубили, а сколько задавило в толпе – и не знает никто. В полоне потом из князей никого не было, ну, кроме… Йо-отуна мать! – вдруг сообразив, Вальга прикрыл рот рукой. – Ты чего меня спрашиваешь?
– Хочу знать, как было! – угрюмо ответила девушка.
– Вы ж там были с матерью, – помолчав, добавил Вальга. – И с Добрынькой. Только вы были детища малые. Не помнишь ничего, да? Вас троих и вынесли оттуда, когда город загорелся. Акун Улебович, покойник, вас искал, аж с ног сбивался… А потом княгиня вас забрала. Больше не было никого. Попал бы в полон Володислав – я бы запомнил. Ты что же… не знала?
Вальга положил руки на пояс и внимательно оглядел ее, будто видел впервые. Он слишком привык видеть в ней дитя, девчонку, что ходит с деревянными лелёшками или вяжет чулок, смирно сидя в углу. Даже когда ее стали одевать в девичье платье, это побуждало отроков скорее к насмешкам, чем к уважению. А теперь Вальга впервые увидел в Малуше очень молоденькую, но девушку, а не дитя. И ввысь она вытянулась, и на груди из-под платья кое-что уже выпирало…
А пуще того, она стала достаточно взрослой, чтобы осознать свои родовые права и обязанности.
Хотя какие у нее права, напомнил себе Вальга. Ее мать, Предславу, княгиня после деревского разгрома освободила, просто забрав назад в родную семью, и вновь выдала замуж. А Добрыня и Малуша, как дети деревского рода, остались пленниками. Навсегда. Ведь рода, что делает человека человеком, у них больше нет. Там все мертвы, а земля их – добыча киевских князей. Они теперь что ветки срубленного дерева, участь их – сгнить.
– Княгиня… или мать тебе не рассказывала?
Малуша помотала головой. Страх не отпускал ее и даже усиливался, будто еще какое-то жуткое знание подошло совсем близко и вот-вот покажется на глаза.
– Нет.
– Ну вот… – Вальга сам не понял, доброе или худое дело он сделал, открыв Малуше то, что помнил. – Теперь знаешь. И то… не дитя ты уже.
– Он погиб тогда? Володислав? – У нее еще не поворачивался язык сказать «отец».
– Да, – подумав, Вальга все же кивнул. – Все говорили, что погиб.
– А где же погребен?
– Мне-то откуда знать? Я к нему с поминальными пирогами не хожу. Разве твоя мать не говорила?
– Не говорила.
– Значит, там, в гробле[20], и лежит по се поры. Или в ручье. Хотя дед твой, Олег Предславич, уж мог бы собраться, раскопать гроблю да погрести по-людски. Зять его все же… да и другие там. Небось из-под земли такой стон идет, что люди в округе жить боятся, – с горечью добавил Вальга. – Вот там и не живет, говорят, больше никто.
Малуша вздохнула. Не дождавшись новых вопросов, Вальга сделал ей знак идти дальше и сам пошел вперед. Ни в семье, ни в дружине, ни у княгини, куда его иногда пускали посидеть с девками, не упоминали о первом муже Предславы, и он, зная повесть той зимы, не связывал ее мысленно с Малушей и даже Добрыней, с которым знаком был куда короче. Но ведь так и выходит: княгиня растит при себе детей деревского князя, убитого после того, как древляне убили ее мужа Ингвара…