Ключи судьбы

Княгиня взглянула на нее своими дивными глазами – серовато-зеленовато-голубыми, как греческий самоцвет смарагд. Говорят, такие же глаза были у Олега Вещего, и она единственная из всей многочисленной родни их унаследовала. Под взглядом этих глаз всякого наполняли трепет, почтение и восторг. Княгиня была как земное солнце – проходя, она освещала собою все вокруг, и не платье богатое было тому причиной. Поначалу, следуя за ней по мосткам вдоль Ручья – их положили после поездки княгини в Царьград, когда она стала посещать это место, занятое купеческими складами и корабельными мастерскими, – Малуша смотрела на доски: казалось, ноги княгини должны оставлять в этом грязноватом месте золотые следы. Хотя каждую неделю перед службой мостки выметали, в слякотные дни – мыли и даже застилали коровьими шкурами. Однажды в дождливый день, когда княгиня приехала домой верхом, воевода Мистина снял ее с седла и понес в избу на руках – будто грязь не смела касаться ее греческих черевьев красной кожи. А как же иначе – на то она княгиня…

– И правда! – Эльга кивнула. – Сходи, проведай, поклонись ей от меня. Если ей худо, скажи, я завтра сама к ней буду. В такое время пригляд нужен… – добавила она, понизив голос, и прикрыла рот рукой.

Горяна ожидала дитя. Беременность давалась ей тяжко, она мало покидала дом и почти не бывала у свекрови. Малуша только теперь и сообразила, как давно ее не видела. Раньше не вспоминала – свидания с Горяной не приносили радости. Они не росли вместе и не были близки, а со времен своего замужества Горяна никогда не бывала весела и говорила только о Боге.

Малуша ждала, что с ней пошлют отрока, Эльга ласково кивнула десятскому:

– Пестряныч, проводи.

И Малуша отправилась в путь, как очень важная птица: ее сопровождал Вальга, племянник княгини, и трое отроков. Вальга был на семь лет старше Малуши, и она робела его, рослого и молчаливого. Он не был злым или мрачным, но на его довольно красивом лице всегда было такое выражение, будто ничто вокруг его не касается. Однако сейчас, следуя между ним и его отроками от причалов и складов на Олегову гору, Малуша чувствовала себя непривычно важной. Ее провожают отроки, будто… княгиню.

Всю дорогу Малуша невольно мечтала, будто княгиня – она сама: это она в богатом и ярком греческом платье выходит из церкви, народ радостно кричит, а она повелевает даже не словом – взглядом, легким движением руки! И бояре, и младшие воеводы тоже склоняются перед ней… и тогда ее уже будут звать полным именем – Мальфрид.

На широком княжеском дворе упражнялись с два десятка гридей: слышался топот, крики, звуки ударов по дереву. Князь Святослав еще не вернулся из полюдья, и гридей в Киеве оставалось мало. Одна Малуша не посмела бы войти туда, но Вальга уверенно шел впереди, перебрасываясь словом то с одним, то с другим. Его здесь любили: его отец, Асмунд, с давних пор был кормильцем Святослава, а теперь оставался сотским ближней дружины. Сквозь чащу скачущих тел Вальга провел Малушу к избе, где жила со своими служанками молодая княгиня. Вдруг Малуша вспомнила: эта изба называется Малфридиной. Она всегда это знала и не видела ничего особенного, но тут вдруг задумалась: почему? И взглянула на просторную, довольно старую избу с новым любопытством. Здесь жила ее бабка – в то время, пока была киевской княгиней? Теперь это показалось важно.

На крыльцо в ответ на стук вышла старая служанка Горяны – ляхиня по имени Блажена. Вальгу она не хотела пускать, хмурясь и твердя, что княгиня нездорова. Тогда Малуша вышла вперед из-за его спины.

– Княгиня приказала мне повидать родственницу мою, молодую княгиню! – объявила она, вздернув голову и всем видом показывая: не тебе, челядинке, преграждать мне дорогу.

– Ну, войди, – смерив девушку взглядом, Блажена все ж попятилась с порога.

Малуша сделала шаг вперед… и ощутила, как ладонь оставшегося за спиной Вальги отвешивает ей легкий подбадривающий шлепок. Она хотела обернуться и крикнуть что-нибудь вроде «Ты дурной?», но сжала губы и смолчала. Пожалуй, это была похвала и попытка подбодрить.

Однако в избу Малуша вошла с пылающими щеками и, кланяясь молодой княгине, не сразу справилась с собой и сообразила, что сказать. Горяна лежала в постели, на белом льне резко выделялись ее черные косы. Лицом Горяна была некрасива: слишком острые черты, смуглая кожа и неровные зубы портили ее. В пору цветущей юности она, уверенная и полная воодушевления, была хороша без красоты и влекла к себе внутренней силой, но сейчас, одолеваемая бедами и нездоровьем, почти пала духом и погасла. Малуше даже стало ее жаль. Вдруг подумалось: не переживет она родов. Соловьица как-то говорила, что, если женщина ждет в тоске – непременно умрет.

– Будь жива… княгиня… – Малуша не посмела назвать Горяну теткой, но постаралась сказать эти слова как можно ласковее. – Госпожа меня прислала к тебе поклон передать и о здоровье спросить. Кручинится она. Видать, худо тебе, если даже в церковь не пришла. Обещает завтра сама к тебе быть.