Ключи судьбы

Через неделю его у церкви не было. Раздавая хлебы, Малуша всякий раз оглядывалась и, не найдя знакомый рубец, подавала кому-то другому. Закончив, даже бросила взгляд на небо: Ты же видел? Я хотела подать тому, от кого все отворачиваются, потому что помню: блажен, кто помышляет о бедном!

Но в тот же день она увидела одноглазого на княгинином дворе. По неделям сюда запускали всех: Христовы люди пировали в гриднице, а бродяги рассаживались прямо на мостках, и им выносили угощение – хлеб, кашу, печеную репу, рыбную похлебку. Челядин нес котел, Малуша шла впереди с черпаком и разливала похлебку по мискам. Даже обрадовалась, увидев перед собой одноглазого, и приветливо кивнула: дескать, это ничего, что ты такой страшный!

– Миска твоя где, добрый человек? – спросила Малуша, видя, что одноглазый протягивает к ней пустые ладони.

– Нету миски, – тот улыбнулся ей перекошенным ртом, будто и не видел в этом беды. – И того не нажил.

– Возьми хлеб, – Малуша обернулась к челядинке и кивнула, чтобы оделили бродягу. – Ешь ради Бога!

Нищий поклонился. К следующей неделе Малуша припасла для него деревянную миску и сама вручила вместе с ложкой.

– Ох, благо великое да пошлют тебе… Исус-бог! – поправился одноглазый, но это было ничего: многие недавние христиане постоянно оговаривались. – Как собой ты хороша, так и сердце в тебе доброе! Как же звать тебя? За чью доброту мне Бога молить?

– Я Малуша, – с некоторой неохотой все же ответила она.

– А каких отца-матери дочь?

Нищий взглянул на нее так пристально, будто ответ был ему особенно важен.

– Предслава – мать моя, а отец – Алдан… ну то есть отчим. Я – внучка князя Олега, Олега Предславича!

От ее ответа нищий вздрогнул – или показалось?

– Где ж они? – с тайным нетерпением спросил он. – Где матушка твоя?

– Они уехали из Киева. В Плесковской земле будут жить.

– Это в Плеснеске? – Нищий удивился. – У Етона старого?

– Да нет же. Это где Плесков – в полуночной стороне, у кривичей. На реке Великой. Откуда княгиня наша родом. Они тоже Христовы люди: и родители, и дед мой. Ты молись за них, – важно кивнула Малуша, довольная, что через ее доброту родители тоже получат открытый путь в Царство Божие. – За рабов Божиих Илью, Андрея и Марию… и еще Марию, – добавила она, вспомнив, что ее саму Бог знает под крестильным именем.

– А как же…

Нищий хотел еще что-то спросить, но рядом вдруг вырос Лют Свенельдич.

– Малуша! – окликнул он с досадой и удивлением. – Ты что за дружка себе нашла! А ты, рожа корявая, совесть помни! Ты не один здесь! Ишь, расселся, будто на свадьбе!

При первых же словах его Малуша опомнилась и поспешила дальше: холоп с котлом и девка с коробом хлебов уже ее заждались. И правда, что это она разболталась, будто на повечернице! Оглянулась, но Свенельдич-младший уже пошел дальше, к княгининой избе, забыв о ней и ее собеседнике.

Брат воеводы и раньше был строг с челядью, а с этой зимы, вернувшись из Плеснеска, ходил хмурый…

С того дня Малуша часто думала об одноглазом. Совсем не так, как о Мысляте или Орме из княгининых отроков, но думала. Это же совсем другое! Старый, увечный, страшный, бродяга не мог вызывать в ней того же смятения, как красивые отроки. И Берн, телохранитель Свенельдича-младшего, ей тоже нравился, хоть он на нее, кажется, и не взглянул ни разу… Зато нищий смотрел так, будто она – солнце красное. С чего бы? Что в ней старику? И не от жадности это – не было в нем той стелящейся по земле корысти, как у других попрошаек, готовых за кусок льстить хоть княгининым псам.

На другую неделю одноглазый не пришел, и напрасно Малуша выискивала его среди серых и бурых рубищ, потертых овчин и замызганных свит. Тревожилась: куда пропал? Ушел из Киева? Захворал? Умер? Помолиться бы – да за кого? Она даже имени не ведает.

– Как тебя звать? – первым делом спросила она, когда еще через неделю одноглазый все же объявился возле церковного крыльца.

– Малко кличут. – Он поклонился. – Из Кольца я, из земли Деревской. Ты Малуша, а я Малко! Будто отец да дочь!

Но тут же поправился, видя, как изменилось ее лицо:

– Прости, дева. Знаю – куда мне, пню кривому, в родню тебе, белой березке, набиваться!

– Все люди Христовы – братья и сестры во Христе! – с важностью ответила Малуша, сама себе напоминая, что не к лицу ей чваниться даже перед нищим. – И я не по отцу имя ношу.

– А по кому же?

– Мое имя – Мальфрид. Малфредь, так звали мою бабку. Она была княгиня киевская! – Малуша гордо вскинула голову. – И мое имя родовое. А не по отцу, как у простых девок.

– А кто же отец твой? – с осторожностью, будто боялся спугнуть истину, и все же с жадностью спросил Малко.

– Алдан… – начала Малуша и запнулась: ведь это неправда.

– Ну? – Одноглазый не сводил горячего взора с ее лица.