Ключи судьбы

Эльга испуганно прижала ладонь ко рту. Она еще не вполне связала в уме все, что сейчас сказал Мистина, не поняла, почему он переполошил всех, не дождавшись утра. Но сам его голос убедил ее: этой весенней ночью к ней, княгине русской, в дверь постучалась по-настоящему большая беда…

* * *

Заснула Малуша позже всех в избе. Но лежала тихо: она привыкла к своему месту на полатях, между Данкой и Негошей, но впервые ощущала себя как в стане врага. Очень многие из обитателей княгинина двора – отроки и оружники – были на той войне. Тиун Богдалец, подключник Начеша, Прибыня, Божнята, Зимец, Гневиша и другие любили похваляться тем, как отправились вместе с Эльгой в землю Деревскую и убивали перепившихся деревских старейшин на могиле Ингвара. А ведь среди этих старейшин был и князь Маломир, ее, Малуши, двоюродный дед. Кто из них ударил его топором или ножом? Она не смела спрашвать, да кто бы ни был – ведь он сделал это по приказу княгини! Ольга мстила за мужа… и спокойно ли ей спится, при том что двое детей убитого ею врага живут здесь же, у нее в доме?

И ей, Малуше, как дальше жить здесь – теперь, когда она все это знает!

Несколько раз она засыпала, но вздрагивала и просыпалась. Один раз даже успела увидеть самое начало сна – будто валится в какую-то глубокую яму среди густого дыма и знает: это та самая гробля, где погиб ее отец…

Во сне раздавались крики, стук, топот, резал глаза огонь среди тьмы… Малуша села, моргая: огонь и правда горел прямо перед ней. Еще не проснувшись, она замычала – ей показалось, что она кричит, – и попыталась отползти, но наткнулась на чье-то плечо.

– Да вот она, Малуша! – раздался сзади досадливый голос Негоши. – Кому понадобилась среди ночи?

Малуша открыла глаза, но ум ее еще не проснулся, и оттого явь казалась сном. На полу стояла Совка – служанка Ольги, а Жихарь, отрок, высоко держал горящий факел, стараясь осветить лежащих на полатях.

– Вот она! – с облегчением воскликнула и Совка. – Слава чурам!

– Что такое? – пробормотала Малуша.

Ее охватил ужас: это странное событие казалось продолжением страшных снов и страшных мыслей. Может, княгиня узнала, чем полна ее голова? Может, решила сгубить наконец и ее – последний росток на дереве рода?

– Никуда она не делась! – Векоша всплеснула руками. Она спала внизу, на лавке, и теперь куталась в большой серый платок, набросив его прямо на сорочку и непокрытые полуседые волосы. – Куда она денется? Или я за челядью не гляжу совсем?

– Вон ваша Малуша! – К ним подошел от двери Войтина, десятский. – Или я тебе ворона? Или отроки мои – пни березовые? Будто может всякий бродяга со двора княгинину девку свести, а мы и не почешемся! Да пусть бы он только сунулся! Второй глаз своими руками вырву и репу скручу!

– Ну… – Жихарь еще раз вгляделся в изумленное лицо Малуши и опустил факел. – Княгиня велела… чтоб глаз с нее не спускали.

– Ты что, – Векоша воззрилась на Малушу, – бежать вздумала?

– Куда я бежать? – Та была удивлена не меньше. – Не вздумала я ничего…

– Спите, девки, – сказал Войтина и пошел прочь вместе с Совкой.

Дверь за ними закрылась, в избе вновь стало темно. Поворчав, Векоша улеглась. Но Малуша не спала почти до утра. Все вроде было как всегда, и в то же время по-другому. Дуб перевернулся, и жизнь ее, княжны родом и челядинки положением, никогда уже не будет прежней.

Утром дело не стало яснее. Сама княгиня призвала ее к себе и принялась дотошно расспрашивать о бродяге по имени Малко, из Кольца. При этом в избе кроме госпожи был лишь воевода Мистина. Он молчал, сидя на скамье и сцепив руки между колен, но вслушивался в ее робкие ответы. Княгиня хотела знать все: когда Малуша впервые увидела того бродягу, где это было, он ли первый с ней заговорил или она с ним, о чем были разговоры? Не упоминал ли Малко, где ночует, какие у него есть знакомцы в Киеве? Где родня?

Очутившись одна-одинешенька перед двумя самыми грозными лицами, что могли уничтожить ее одним щелчком, Малуша дрожала и с трудом удерживала слезы. Даже и пожелай она отвечать с полной откровенностью, сейчас не смогла бы разделить в памяти разговоры с Малко, разговоры с другими людьми и свои мысли обо всем этом. Спрашивал, чья дочь… где ее мать… кто есть еще из родни…

– Я не помню! – в отчаянии выдавила она, чувствуя, что вот-вот разревется. – Я ничего худого не делала!