В десяти метрах от них мужчина выругался и швырнул на землю телефон.
Филип снял видео с паузы.
– Я смею говорить не только о Часе Икс, но и об Икс-Поясе. Спящие люди просыпались и не становились жаворонками. Не важно, наступила ли полночь в их стране, – важно, что она не наступила в странах центральноевропейского времени. Будто там распылили газ, который часом позже отравил мир. Упаси Дагон, я ни в чем никого не обвиняю. Да и обрабатываю данные в полевых условиях. Я, как и вы, не спал сутки, а за окнами – Ночь Гребаных Ножей. Но вот что я думаю, котики из Нью-Йорка, – а я в курсе, что вся прогрессивная Америка следит за нами, затаив дыхание, и правительство кумекает, как защитить народ от мистера Спать-Убивать… Через пятнадцать минут вы перелистнете страничку календаря и войдете в двадцать шестое августа. День, когда Европе пришел храпящий конец. Я бы на вашем месте не ложился сегодня спать. А что до Океании, Австралии, Азии и Сибири – котики, вы серьезно считаете, что вышли сухими из воды?
Филип выключил ролик. Никто не стал обсуждать услышанное. Женщины молчали. Рон осушал бутылочку.
Филип задался вопросом: чем занят сейчас его отец в доме для престарелых? Режет глотки ночным сиделкам? Это было бы в духе старого хрена.
– У тебя есть дети? – спросила Вилма. – А жена?
– Я вдовец. Детей нет. А у тебя?
– Была дочь. Умерла в младенчестве. Захлебнулась рвотными массами во сне.
– Мне жаль.
– Это было двадцать лет назад. Ни одной ее фотографии не сохранилось. Я вообще не помню ее лица. – Вилма улыбнулась печальной некрасивой улыбкой. – А что у вас? – посмотрела она на Камилу.
– Разведена. Сын сидит в Панкрацкой тюрьме. Там рано ложатся и крепко спят. Я лишь опасаюсь, что они умрут от голода в камерах.
– У спящих организм работает по-другому, – сказал Филип. – И скоро это завершится.
– Дай Бог.
– Я где-то читала, – Вилма потрогала кончик своего носа, – что ежеминутно два миллиарда людей пребывают во сне. Два миллиарда потенциальных убийц. Треть человечества.
– Мы ведь не знаем…
Филип не договорил.
– Внимание! Прошу внимания!
«Клетчатая рубашка» забрался на пивную бочку и воздел к небу кулак. Беженцы зашушукали, повернулись к нему.
– Кто здесь владеет английским языком?
– Я! – откликнулся смазливый парень в классических брюках и накрахмаленной рубашке – официант.
– Будете моим переводчиком. – «Клетка» прочистил горло. – Друзья! Жители и гости Праги! Меня зовут Радек Адамов. Мы с вами находимся в особенном месте. Сакральном, я бы сказал, священном. Эта крепость и эта страна дали вам убежище. – Он подождал, пока официант переведет для туристов. – Как и вы, я верю, что Америка уже разрабатывает стратегию выхода из ситуации. Но сейчас, в данный момент, мы обязаны сами себя защитить. – Адамов обвел взглядом притихшую толпу. – Караульные засекли скопление жаворонков снаружи.
По лагерю пробежал взволнованный шепоток.
– Стены Вышеграда крепки, – успокоил Адамов. – Но нужны добровольцы, чтобы контролировать ворота.
– Есть же солдаты! – крикнул кто-то.
Капитан за спиной Адамова массировал лоб и беззвучно шевелил губами.
– Есть! – подтвердил Адамов. Кого-то он Филипу напоминал. – И мы благодарны им за мужество. Но в тяжкую для Чехии годину, – Филип болезненно поморщился, – каждый мужчина – солдат! – Даже официант приосанился, переводя речь оратора. – Те из вас, кто согласен взять оружие и оборонять наших женщин, – поднимите руки.
Беженцы оборачивались. Руки тянулись неохотно. Десяток добровольцев. Второй десяток.
– Почему только мужчины? – Вилма поводила в воздухе ладонью. – Слыхали про равноправие?
– Слыхал и всячески поощряю, пани. Прошу простить меня.
«Муссолини, – осенило Филипа, – вот на кого Адамов похож».
Он поднял руку.
В ту же секунду произошло два события: у туалета женщина замахала смартфоном:
– В Америке началось!
Ближе к краю площадки группа беженцев отпрянула, врезаясь друг в друга:
– Эта телка уснула! Уснула!
Студентка с афрокосичками оторвала голову от перил и медленно разогнулась. Автоматчики уже бежали к ней. Вцепились в локти, поволокли, вяло сопротивляющуюся, через двор. Люди расступились.
– Заприте ее! – крикнула Камила. – Просто где-нибудь заприте!
Солдаты вытащили студентку на улицу.
– Они же ее запрут? – спросила Камила.
За стеной хлопнул пистолет.
Бывший парень Оксаны («гражданский муж» – дурацкое выражение) словно выпячивал свою ограниченность. Он не читал книг и кривился, завидев в руках Оксаны томик Стига Ларссона или Жан-Кристофа Гранже. Он не разбирался в музыке и просил выключить «мяукающего педика» – Лагутенко. Его не интересовали путешествия, спорт и автомобили. В свободное время он играл в приставку. Если, конечно, не убирал квартиру.
Мало какие фильмы он выдерживал до финальных титров. Но раз десять на Оксаниной памяти пересматривал «Полицейскую академию». Не смеялся, не улыбался, смотрел так, словно это был Тарковский.
Ваня с отвращением отворачивался от чужих детей, но мечтал о сыне. Оксана тайно пила противозачаточные таблетки.