— Ты успел разглядеть, кто меня ударил?
— Да. Высокий, смуглый. Шрам на лице.
— А раньше ты его видел?
— Нет… — Торговец книгами в отчаянии наморщил лоб. — Но мне показалось, она отлично его знает… Ведь только она могла открыть ему дверь, пока мы спорили в ванной… Кстати, у этого типа здорово разбита губа. И замазана меркурохромом. — Флавио тронул собственную щеку, где опухоль уже начала спадать, и мстительно засмеялся: — Я смотрю, тут досталось всем.
Корсо, тщетно искавший свои очки, глянул на него с упреком:
— Одного понять не могу: почему они тебя не тронули?
— Было у них такое намерение… Но я сказал, что им это ни к чему. Мне до них дела нет. Я простой турист и оказался тут по чистой случайности.
— Но ведь ты мог…
— Я? Слушай, мне вполне хватило того, что я получил от тебя. Поэтому я сложил из пальцев две буквы V — знак мира, видишь?.. Потом опустил крышку унитаза и сидел себе тихо и спокойно. Пока они не убрались.
— Ты у нас герой!
— Знаешь, лучше «на всякий случай», чем «кто бы мог подумать». Да, взгляни-ка. — Он протянул ему сложенную пополам карточку. — Уходя, они оставили это под пепельницей с окурком сигары «Монте-Кристо».
Корсо с трудом зацепился взглядом за карточку. Текст был написан чернилами, красивым — английским — почерком, заглавные буквы со сложными завитками:
Все, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства.
Вопреки всему Корсо чуть не расхохотался. Та самая бумага, которую во время осады Ла-Рошели получила миледи, просившая голову д’Артаньяна. Потом бумагу у нее под дулом пистолета отобрал Атос: «Теперь, когда я вырвал у тебя зубы, ехидна, кусайся, если можешь». А в самом конце истории, после казни миледи, записка послужила оправдательным документом д’Артаньяну… Нет, с какой стороны ни глянь, для одной-единственной главы — явный перебор. Пошатываясь, Корсо направился в ванную, открыл кран и сунул голову под горячую воду. Потом посмотрел на себя в зеркало: опухшие глаза, щетина, весь мокрый. И еще — в ушах не смолкал гул, будто он попал в осиное гнездо. Теперь бы сюда фотографа, подумал Корсо. В общем, день начался отлично.
В зеркале рядом с собой он увидел Ла Понте — тот протягивал ему полотенце и очки.
— А вот сумку твою они, надо полагать, прихватили с собой.
— Ну ты и сволочь!
— Послушай, не пойму, что ты, собственно, против меня имеешь. Если мне в этом фильме и досталась какая-то роль, то, разумеется, роль простака.
Корсо нервничал. Он шел через гостиничный вестибюль и старался соображать побыстрее, но с каждой секундой вероятность того, что ему удастся настигнуть беглецов, уменьшалась. Осталось только одно звено в цепи — экземпляр номер Три. Им они пока не завладели, что давало шанс выйти на злоумышленников, если, конечно, Корсо будет действовать не мешкая. Он зашел в телефонную будку и, пока Ла Понте оплачивал счета, набрал номер Фриды Унгерн. Занято. Поколебавшись секунду, он позвонил в отель «Конкорд» и попросил соединить его с комнатой Ирэн Адлер. Корсо не был уверен, что на этом фланге все пройдет без осложнений, но, едва он услышал голос девушки, на душе у него сразу стало спокойнее. В нескольких словах он описал случившееся и сказал, что будет ждать ее у дома баронессы Унгерн. Потом повесил трубку. К нему как раз спешил Ла Понте — в большом расстройстве он прятал в бумажник чековую книжку:
— Негодяйка смылась, не заплатив за номер.
— Так тебе и надо — впредь будешь умнее.
— Я ее удавлю собственными руками, клянусь!
Отель был из самых дорогих, и предательство вдовы с каждой минутой казалось Ла Понте все более чудовищным; торговец книгами уже не считал, как полчаса назад, что во всей этой истории он — лицо стороннее. Теперь он сделался мрачнее тучи — и напоминал пылающего местью Ахава. Они сели в такси, и Корсо дал шоферу адрес баронессы. По дороге он рассказал другу всю историю с самого начала: поезд, девушка, Синтра, Париж, три экземпляра «Девяти врат», смерть Фаргаша, схватка на берегу Сены… Ла Понте слушал, кивая головой — сначала недоверчиво, потом все более угрюмо.
— Я жил со змеей, — простонал он.
Корсо пребывал в дурном настроении и в ответ лишь заметил, что змеи очень редко кусают кретинов. Ла Понте, казалось, тщательно взвесил услышанное, но решил не обижаться.
— И все-таки она — отчаянная женщина. А уж тело у нее, скажу тебе! Настоящая королева!
Несмотря на материальные потери, Ла Понте приободрился; глаза его снова похотливо заблестели, он довольно потирал подбородок.
— Настоящая королева, — повторил он с дурацкой ухмылкой.
Корсо смотрел в окошко на проезжавшие машины.
— То же самое сказал герцог Бекингэм.
— Бекингэм?