Поравнявшись с окном, я бросил взгляд на улицу. Гроза отступала, и молнии сверкали уже далеко за Луарой, на севере.
— Один раз в году делается исключение, — пояснил я. — В конце концов, Менг — особое место. Не во всяком городе начинается действие такого романа, как «Три мушкетера».
Деревянный пол скрипел под нашими ногами. Там, где коридор поворачивал, стояли доспехи, настоящие доспехи XVI века, и при свете канделябра на полированной кирасе заиграли матовые блики. Корсо, проходя мимо, недоверчиво осмотрел их, словно кто-то мог прятаться внутри.
— Я расскажу вам длинную историю. Началась она десять лет назад, — сказал я. — На аукционе в Париже, где были выставлены на продажу некие документы, не занесенные в каталоги… Я тогда писал книгу о популярном французском романе XIX века, и те пыльные папки случайно попали мне в руки. Я просмотрел их и установил, что они выплыли из старых архивов газеты «Сьекль». В большинстве своем там были корректурные оттиски, никакой ценности не представляющие. Но одна папка с голубыми и белыми листами привлекла мое внимание: то был текст, написанный рукой Дюма и Маке, — текст «Трех мушкетеров». Шестьдесят семь глав, готовые к отправке в типографию. Кто-то, скорее всего — Бодри, издатель газеты, — сохранил рукопись после того, как сделали набор, а потом забыл о ее существовании…
Я замедлил шаг и остановился посреди коридора. Корсо держался спокойно, и свет канделябра падал ему на лицо сверху, отчего в глазных впадинах у него плясали мрачные тени. Казалось, он был поглощен моим рассказом и больше ни о чем не думал — даже о том, что в любой миг с ним могла произойти какая-нибудь неожиданность; теперь его занимало лишь одно — разгадка тайны, в поисках которой он сюда явился. Но правую руку охотник за книгами из кармана так и не вынул.
— Мое открытие, — продолжил я свой рассказ, притворяясь, будто не вижу, что он держит руку в кармане с ножом, — имело чрезвычайную важность. Нам были известны некоторые фрагменты первоначального текста, а вот о существовании полной рукописи сведений не было… Сперва я собирался опубликовать находку в виде факсимильного комментированного издания, но столкнулся с одним серьезным препятствием морального порядка.
Свет и тени чуть сдвинулись на лице Корсо: теперь рот его пересекала черная линия. Он улыбался.
— Да что вы говорите? С препятствием морального порядка? В наше время?
Я качнул канделябр, чтобы убрать с его лица недоверчивую улыбку, но у меня ничего не получилось.
— Да, в наше время, — ответил я, и мы снова тронулись в путь. — Изучив рукопись, я убедился, что истинным сочинителем истории был Огюст Маке… Он работал с документами, выстроил в общих чертах все повествование, а потом Дюма, писатель огромного таланта, вдохнул жизнь в эти заготовки и превратил их в шедевр. Но такие выводы, для меня очевидные, могли заронить сомнения в души хулителей Дюма и его творений. — Свободной рукой я сделал резкое движение, словно перечеркнул разом всю эту компанию. — Нет, я не мог по доброй воле бросить камень в святилище, которому поклонялся… Сегодня, когда повсюду царит серость и люди утратили способность фантазировать… Когда никто уже не восхищается чудесами, как публика былых эпох, читавшая романы-фельетоны, та публика, что в театре освистывала предателей и устраивала овации рыцарям без страха и упрека. — Я печально тряхнул головой. — К несчастью, таких аплодисментов нам больше не услышать, теперь так воспринимают искусство лишь дети и простаки.
Корсо слушал с наглой, издевательской ухмылкой. Может, он и разделял мою точку зрения, но был человеком язвительным и показать, что признает за мной моральную правоту, не желал.
— И в конечном итоге, — договорил он за меня, — вы решили уничтожить рукопись.
Я самодовольно улыбнулся. Тоже мне умник нашелся!
— Не говорите глупостей. Нет, я придумал кое-что похлеще — решил материализовать мечту.
Мы остановились перед запертой дверью. Из-за нее доносились приглушенные звуки — музыка и людские голоса. Я поставил канделябр на консоль. Охотник за книгами снова глядел на меня недоверчиво — наверняка пытался угадать, какая еще злая шутка уготована для него. Я понял одно: он никак не мог поверить, что мы на самом деле подступали к разгадке тайны.
— А теперь позвольте представить вам, — произнес я, распахивая дверь, — членов Клуба Дюма.
Почти все гости уже прибыли; последние входили в зал через большие стеклянные двери, распахнутые на эспланаду замка. Звучала тихая музыка, в воздухе плавал сигарный дым, собравшиеся громко переговаривались. В центре стоял покрытый белой льняной скатертью стол с холодными закусками. Бутылки анжуйского, сосиски и амьенский окорок, устрицы из Ла-Рошели, коробки с сигарами «Монте-Кристо». Гости стояли группами, пили, беседовали на разных языках. Всего здесь собралось около полусотни мужчин и женщин, и я заметил, как Корсо несколько раз тронул рукой очки, будто проверяя, на месте ли они. Некоторые лица были ему хорошо знакомы — по прессе, кино, телевидению.