Корсо опять обратился мыслями к Менгу. Вспомнил их путешествие, Бориса Балкана, который стоял рядом с ним на мокрой от дождя террасе. Он держал в руках папку с рукописью «Анжуйского». Ришелье улыбнулся Корсо, как старый враг, который восхищается вами и одновременно сочувствует: «Вы удивительный человек, друг мой…» Это были прощальные слова — нечто среднее между утешением и напутствием; они еще имели какой-то смысл, но за ними последовало приглашение присоединиться к гостям, прозвучавшее не слишком искренне. Не потому, что Балкану была неприятна его компания — нет, он был скорее огорчен тем, что они расстаются, — просто Борис предвидел, что Корсо откажется идти с ним в зал. Корсо и в самом деле долго стоял на террасе, облокотясь на перила, и вслушивался в отголоски собственного поражения. Потом медленно пришел в себя, огляделся, пытаясь точнее определить, куда двигаться, и зашагал от освещенных окон прочь. Он неспешно возвратился в гостиницу, наугад отыскивая дорогу на темных улицах. Ему больше не довелось увидеть Рошфора, а в гостинице «Сен-Жак» он узнал, что и миледи спешно отбыла. Оба они уходили из его жизни, чтобы вернуться в те зыбкие миры, откуда явились; они вновь стали вымышленными персонажами, которые, как фигуры на шахматной доске, передвигает чья-то рука. Что касается Ла Понте и девушки, то они так и сидели в номере. Ему, честно говоря, было наплевать на Ла Понте, но, увидев девушку, он сразу успокоился. Корсо подозревал — и боялся, — что потерял ее, как и других героев истории. Он кинулся к ней, схватил за руку, пока она тоже не растаяла в пыли библиотеки замка Менг, и потащил к машине. А Ла Понте с тревогой наблюдал эту сцену. Его они бросили — теперь он был лишь отражением в автомобильном зеркальце; несчастный Флавио стоял на дороге и понапрасну заклинал Корсо их старой и поруганной дружбой. Он не понимал, что происходит, и не осмеливался задавать вопросы. Утративший доверие и никому больше не нужный гарпунер, предатель, которого пускают по воле волн, дав галету и трехдневный запас воды: постарайтесь доплыть до Батавии, господин Блай[151]
. Однако в самом конце улицы Корсо нажал на тормоз. Он сидел, держа руки на руле и глядя на освещенный фарами асфальт впереди; при этом испытующий взгляд девушки был прикован к его профилю. Но ведь и Ла Понте не был реальным персонажем, поэтому, тяжело вздохнув, Корсо дал задний ход и подобрал книготорговца, который за весь день и всю следующую ночь не проронил ни слова, пока его не высадили у светофора на какой-то мадридской улице. Он даже не возмутился, услышав от Корсо, что с рукописью Дюма должен распрощаться навсегда. Да и что, собственно, мог он на это сказать?Корсо скользнул взглядом по холщовой сумке, лежавшей у девушки в ногах. Его, разумеется, не отпускало горькое чувство поражения, зудящее, как ножевой шрам на совести. Досадно от того, что он хоть и играл по правилам, legitime certaverit, но двигался в ложном направлении. Так что радость триумфа угасла в самый момент победы — неполной и сомнительной. Выдуманной. Будто он сумел одолеть призраков, колотил кулаками по ветру или кричал в тишину. Видимо, поэтому Корсо с таким недоверием созерцал плывущий в тумане город, ожидая, пока он наконец опустится на твердую почву. И только тогда можно будет в него ступить.
Он слышал ритмичное и тихое дыхание девушки, прикорнувшей рядом. Видел обнаженную шею под курткой; потом протянул левую руку и убедился, что в ее пальцах мягко пульсирует жизнь. От девушки, как всегда, пахло юной плотью и лихорадочным жаром. Память и воображение помогли ему представить стройное тело с мягкими изгибами — до самых кончиков босых ног, рядом с которыми стояли белые теннисные тапочки и валялась его сумка. Ирэн Адлер. Он так и не узнал, как ее на самом деле зовут, но помнил ее наготу в полумраке, линию бедер, вырезанную в полосе света из двери, полуоткрытые губы. Невыразимо красивая и безмятежная, сосредоточенная на собственной молодости и в то же время спокойная, словно тихая заводь, таящая в себе вековую мудрость. А в глубине светлых глаз, которые пристально смотрели на него из мрака, — темное отражение самого Корсо в сиянии света, похищенного у небес.
Теперь ее глаза снова наблюдали за ним — изумрудные, из-под длинных ресниц. Девушка проснулась, сонно потянулась и потерлась щекой о его плечо; потом резко выпрямилась, покрутила головой и уставилась на Корсо:
— Привет, Корсо. — Куртка скользнула к ногам; белая футболка обтягивала великолепную упругую грудь, тело прекрасного юного животного. — Что мы тут делаем?
— Ждем. — Он показал на город, словно паривший в густом речном тумане. — Пока он не станет реальным.
Она посмотрела туда же, не сразу поняв смысл его слов. Потом спокойно улыбнулась.
— Может, ему никогда не суждено стать реальным.