Читаем Клуб Дюма, или Тень Ришелье полностью

— Буллы Святого крестового похода 1483 года. — Пабло Сениса похотливо улыбался, словно говорил не о мертвых бумагах, а о порнографических изданиях, от которых вскипает кровь. — Буллы эти отыскались в переплете сборника документов XVI века, не представляющих особого интереса.

Педро Сениса продолжал внимательно изучать «Девять врат».

— С переплетом, кажется, все в порядке, — сказал он. — Любопытная книжица, правда? Пять полос на корешке, вместо названия загадочная пентаграмма… Торкья, Венеция, 1666 год. Вполне возможно, что и переплет делал он же. Красивая работа.

— А бумага?

— Сразу видать, с кем имеешь дело, сеньор Корсо! Хороший вопрос. — Переплетчик провел по губам кончиком языка, точно старался дать им хоть каплю тепла. Потом взял книгу, прижал нижний угол большим пальцем и веером выпустил из-под него страницы, а сам внимательно прислушался — то же самое проделал Корсо, когда был у Варо Борхи. — Превосходная бумага. Никакого сравнения с нынешней целлюлозой… Знаете, сколько лет в среднем живут современные книги?.. Скажи ты, Пабло.

— Семьдесят, — сообщил его брат с такой злостью, словно виноват во всем был Корсо. — Каких-то жалких семьдесят лет.

Старший брат искал что-то среди лежавших на столе инструментов. Потом схватил толстую линзу и поднес к книге.

— Пройдет сотня лет, — пробормотал он, прищурив глаз и рассматривая на просвет одну из страниц, — и почти все, что мы сегодня видим в книжных магазинах, исчезнет. А вот эти тома, напечатанные двести или даже пятьсот лет назад, пребудут в целости и сохранности… Ведь нынче у нас такие же книги, каков и сам наш мир, — каких мы и заслуживаем… Правда, Пабло?

— Дерьмовые книги на дерьмовой бумаге.

Педро Сениса одобрительно кивнул, не переставая изучать книгу через лупу.

— Известное дело! Бумага из целлюлозы желтеет и становится ломкой, как облатка, она недолговечна. Она стареет и умирает.

— А вот с этой такого не случится, — заметил Корсо, показывая на книгу.

Переплетчик продолжал рассматривать страницы.

— Бумага из чистого льна, как и велел Господь. Добрая бумага, ее делали из тряпья, она не подвластна ни времени, ни человеческой глупости… Нет, я не вру. Лен! Самая настоящая льняная бумага. — Он оторвал глаз от лупы и посмотрел на брата. — Знаешь, очень странно, конечно, но это не венецианская бумага. Толстая, пористая, волокнистая… Может, испанская?

— Валенсийская, — ответил тот. — Из Хативы.

— Точно. Одна из лучших в Европе той поры. Возможно, печатник заполучил импортную партию… Этот человек делал свое дело как следует.

— На совесть, — уточнил Корсо. — Что и стоило ему жизни.

— Профессиональный риск. — Педро Сениса взял мятую сигарету, предложенную ему Корсо, и тотчас закурил, безучастно покашливая. — Что касается бумаги, то вы отлично знаете: как раз тут обмануть трудней всего. Вся бумага изначально должна была быть белой и одного качества. Потом страницы желтеют, краски выцветают, меняются… Здесь и можно заметить подмену… Хотя, конечно, новые страницы легко испачкать, протереть слабым чайным настоем — и они потемнеют… Коли берешься реставрировать книгу или добавлять недостающие страницы, чтобы они не отличались от подлинных, надо помнить о главном — все в книге должно остаться единообразным. То есть главное — детали, мелочи. Правда, Пабло?.. Главное — детали…

— Итак, ваше заключение?

— Если отбросить нюансы, по которым только и отличают невозможное от вероятного и точно установленного, мы сказали бы, что переплет книги может относиться к XVII веку… Это отнюдь не значит, что и страницы, и весь блок изначально принадлежали этому переплету, а не какому-то другому; но будем считать это само собой разумеющимся. Бумага… По всем признакам она схожа с партиями бумаги, происхождение которой безусловно установлено; и с большой долей вероятности можно отнести ее к той же эпохе.

— Так. Переплет и бумага — подлинные. А текст и гравюры?

— Тут все несколько сложнее. Если говорить о типографской работе, то мы должны рассматривать две версии. Первая: книга подлинная, но владелец это отрицает — и у него, как вы утверждаете, есть свои очень веские к тому основания. Может такое быть? Может, но маловероятно. Перейдем ко второй версии: перед нами подделка. Тут опять же есть два варианта. Первый: вся книга искуснейшим образом сфальсифицирована, текст придуман, напечатан на бумаге того времени, плюс переплет от другого издания. В принципе это возможно, однако тоже маловероятно. Или, если выражаться точнее, малоубедительно. Затраты оказались бы непомерными… Но существует еще один, более приемлемый вариант: подделку выполнили вскоре после выхода в свет первого издания. Иначе говоря, было сделано переиздание — но с некоторыми изменениями, замаскированное под первое издание, и случилось это лет эдак через десять либо двадцать после 1666 года, обозначенного на фронтисписе… Вопрос: с какой целью?

— Речь шла о книге запрещенной, — вмешался Пабло Сениса.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальный бестселлер

Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет — его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмельштрассе — Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» — недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.Иллюстрации Труди Уайт.

Маркус Зузак

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Два капитана
Два капитана

В романе «Два капитана» В. Каверин красноречиво свидетельствует о том, что жизнь советских людей насыщена богатейшими событиями, что наше героическое время полно захватывающей романтики.С детских лет Саня Григорьев умел добиваться успеха в любом деле. Он вырос мужественным и храбрым человеком. Мечта разыскать остатки экспедиции капитана Татаринова привела его в ряды летчиков—полярников. Жизнь капитана Григорьева полна героических событий: он летал над Арктикой, сражался против фашистов. Его подстерегали опасности, приходилось терпеть временные поражения, но настойчивый и целеустремленный характер героя помогает ему сдержать данную себе еще в детстве клятву: «Бороться и искать, найти и не сдаваться».

Андрей Фёдорович Ермошин , Вениамин Александрович Каверин , Дмитрий Викторович Евдокимов , Сергей Иванович Зверев

Приключения / Приключения / Боевик / Исторические приключения / Морские приключения