Читаем Клуб Дюма, или Тень Ришелье полностью

— И, конечно, смелость, сеньор Корсо. Представьте, что в наши с Пабло руки попал такой дефектный экземпляр «Девяти врат»… Значит, в нашем распоряжении есть сто шестьдесят шесть страниц подлинника — целый набор образцов букв и символов, использованных печатником. Вот мы и начнем снимать с них копии, пока не получим весь алфавит. С алфавита делается копия на фотобумагу — с ней легче работать, — и каждую букву воспроизводим столько раз, сколько нужно, чтобы заполнить всю страницу… Идеальное решение — так работают истинные артисты, — когда шрифт отливают из расплавленного свинца, как делали старые печатники… Что, к сожалению, слишком сложно и дорого. Поэтому мы выберем современные методы. Лезвием вырежем отдельные буквы, и Пабло — он в таком деле сноровистей — вручную составит пластину: две страницы, строчка за строчкой, совсем как наборщик XVII века. И с них мы снимем еще один оттиск — на бумагу, чтобы не было видно стыков между буквами и других дефектов или, наоборот, чтобы добавить дефекты, сходные с теми, что есть в других буквах, строках и страницах оригинального текста… Потом остается только сделать негатив, а с него — рельефную копию: печатную форму.

— А если на отсутствующих страницах должны быть иллюстрации?

— Все равно. Когда нам доступна нужная гравюра из подлинника, система воспроизведения еще проще. Если речь идет о ксилографиях — а у них более четкие линии, чем у гравюр на меди или сделанных с помощью граверной иглы, — работа выходит гораздо чище.

— Ладно, а если оригинальной гравюры нет?

— И тогда особых трудностей не будет. Если мы знаем гравюру по описаниям — делаем по описаниям. Если нет — придумываем сами. Естественно, сперва изучаем технику сохранившихся иллюстраций. Это по плечу любому хорошему рисовальщику.

— А печать?

— Вы отлично знаете, что ксилография — это гравюра на дереве, но выпуклая: деревянную доску продольного распила покрывают белой краской, на которую наносится композиция. Потом работает резец, и на доску накладывается краска — изображение переходит на бумагу… Когда мы копируем ксилографии, мы пользуемся двумя способами: либо снимаем копию с рисунка — лучше на резину, либо, если можно воспользоваться помощью хорошего рисовальщика, делаем новую ксилографию — на дереве, воспроизводя технику нужной эпохи, и печатаем уже с нее… Скажем, я, имея под рукой такого мастера, как брат, выбрал бы кустарный способ. Всякий раз, как только подворачивается возможность, искусство должно состязаться с искусством.

— И выходит чище, — бросил Пабло.

Корсо заговорщически ухмыльнулся:

— Как с сорбоннским «Speculum».

— А что? Пожалуй, его создатель — или создатели — думали так же… Правда, Пабло?

— Они, во всяком случае, были настоящими романтиками, — согласился тот и невольно расплылся в улыбке.

— Тут вы правы, — согласился Корсо, а потом указал на книгу: — Итак, ваш приговор?

— Я бы сказал, что это подлинник, — ответил Педро Сениса без тени сомнения. — Даже нам была бы не по плечу столь тонкая работа. Гляньте: качество бумаги, пятна на страницах, ровный цвет краски, изменения ее тонов, печать… Не скажу, чтобы наличие вставных листов исключалось полностью, но считаю такое маловероятным. Если это все-таки подделка, выполнена она в те же годы, когда печаталась книга… Сколько экземпляров сохранилось? Три? И вы, разумеется, учли и такой вариант, что все три книги — фальшивки…

— Учел. А что вы скажете об этих ксилографиях?

— Они, конечно, необычны. И подписи… Но они, бесспорно, выполнены в ту эпоху. Бесспорно… Краска, цвет бумаги… Думаю, главная загадка не в том, как и когда они были напечатаны, а в том, какой тайный смысл в них заключен. Но нам, к сожалению, до этого не докопаться.

— Ошибаетесь. — Корсо собрался закрыть книгу. — На самом деле мы много до чего докопались.

Педро Сениса жестом остановил его:

— Еще одна вещь… Хотя вы, конечно, обратили на это внимание: марка гравера.

Корсо не удалось скрыть смущения:

— Честно сказать, не пойму, о чем вы…

— Под каждой гравюрой стоит микроскопическая подпись… Покажи ему, Пабло.

Младший брат сделал вид, что вытирает руки о плащ, хотя потными они быть никакие могли. Потом подошел к «Девяти вратам», поднес лупу к странице и показал Корсо.

— На каждой гравюре, — пояснил он, — стоят традиционные аббревиатуры: «Inv.» вместо «invenit» и подпись автора рисунка, потом — «Sculp.» вместо «sculpsit»[69], гравер… Атеперь посмотрите: на семи из девяти ксилографий присутствует аббревиатура «A. Torch», и в качестве «sculp.», и в качестве «inv.». Из чего ясно, что для них сам печатник и выполнил рисунок, и вырезал его. Но вот еще на двух он значится лишь как «sculp.». То есть их он только вырезал. А вот автором оригинальных рисунков — «inv.» — был кто-то другой: тот, кому принадлежали инициалы «L. F.».

Педро Сениса слушал объяснения брата и одобрительно, но еле заметно покачивал головой. Потом он зажег очередную сигарету.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальный бестселлер

Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет — его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмельштрассе — Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» — недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.Иллюстрации Труди Уайт.

Маркус Зузак

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Два капитана
Два капитана

В романе «Два капитана» В. Каверин красноречиво свидетельствует о том, что жизнь советских людей насыщена богатейшими событиями, что наше героическое время полно захватывающей романтики.С детских лет Саня Григорьев умел добиваться успеха в любом деле. Он вырос мужественным и храбрым человеком. Мечта разыскать остатки экспедиции капитана Татаринова привела его в ряды летчиков—полярников. Жизнь капитана Григорьева полна героических событий: он летал над Арктикой, сражался против фашистов. Его подстерегали опасности, приходилось терпеть временные поражения, но настойчивый и целеустремленный характер героя помогает ему сдержать данную себе еще в детстве клятву: «Бороться и искать, найти и не сдаваться».

Андрей Фёдорович Ермошин , Вениамин Александрович Каверин , Дмитрий Викторович Евдокимов , Сергей Иванович Зверев

Приключения / Приключения / Боевик / Исторические приключения / Морские приключения