Клуб Дюма, или Тень Ришелье

— Но ведь наше участие доказано не было, — промямлил наконец Педро Сениса. Он потирал руки, краешком глаза поглядывая на книгу.

— Не было, — подхватил его брат, чей голос прозвучал печально. Казалось, они сожалели, что не могут отправиться в тюрьму в обмен на публичное признание их талантов.

— Верно, — заметил Корсо. — Но никаких доказательств не было и в случае с Чосером — мозаичный переплет для него якобы выполнил Мариус Мишель, книга попала в каталог коллекции Манукяна. A «Biblia Poliglota»[67] барона Бильке? Вы так искусно вставили в нее три недостающие страницы, что эксперты до сих пор не отваживаются оспаривать их подлинность…

Педро Сениса поднял желтую руку со слишком длинными ногтями:

— Тут надо кое-что уточнить, сеньор Корсо. Одно дело — мухлевать ради наживы, и совсем другое — работать из любви к искусству, своему ремеслу, то есть созидать ради удовольствия, которое может принести сам процесс созидания или, что чаще бывает, процесс воспроизведения… — Мастер похлопал глазами, потом хитро ухмыльнулся. Его мышиные глазки заблестели, когда он снова посмотрел на «Девять врат». — Но что-то не припомню — и мой брат, я уверен, тоже, — чтобы мы имели касательство к тем работам, которые вы только что назвали замечательными.

— Отличными…

— Разве?.. Да все равно… — Он поднес сигарету ко рту и сильно затянулся, отчего на щеках его образовались глубокие впадины. — Но неизвестный нам мастер — или мастера — получил от творческого акта такое удовлетворение — моральное удовлетворение, — какое никакими деньгами не оценить…

— Sine pecunia[68], — прибавил его брат.

Педро Сениса, предавшись воспоминаниям, выпускал дым через нос, рот у него при этом был приоткрыт.

— Возьмем, к примеру, этот «Speculum», который Сорбонна приобрела, не усомнившись в его подлинности. Только бумага, печать и переплет наверняка должны были стоить раз в пять больше, чем то, что получили так называемые мошенники. Не всем это дано понять… Что, как вы полагаете, выберет художник, который наделен талантом, равным веласкесовскому, и способный с ним потягаться: шанс увидеть свою картину в Прадо между «Менинами» и «Кузницей Вулкана» или большие деньги за нее?

Корсо без малейших колебаний признал его правоту. Вот уже восемь лет «Speculum» братьев Сениса считали самой ценной, самой замечательной книгой в собрании Парижского университета. Подделка была раскрыта, но не благодаря прозорливости экспертов, а по чистой случайности. Проболтался посредник…

— Надеюсь, полиция оставила вас в покое?

— Да, почти. Ведь в том парижском деле спор шел между покупателем и посредниками. Наши имена действительно упоминались, но доказать ничего не удалось. — Педро Сениса опять криво улыбнулся, явно сожалея об отсутствии тех самых доказательств. — С полицией мы поддерживаем добрые отношения; они даже приходят сюда за советом, когда надо разобраться с ворованными книгами. — Он ткнул концом дымящейся сигареты в сторону брата. — Если нужно свести библиотечный штамп, снять экслибрис или еще какой опознавательный знак, тут ему равных нет. Поэтому его иногда и просят проделать эту же работу, но, так сказать, в обратном порядке. Наша полиция следует правилу: живи сам и давай жить другим.

— А что вы думаете о «Девяти вратах»?

Старший из братьев метнул взгляд на младшего, потом воззрился на книгу и качнул головой:

— У нас не возникло ни малейших подозрений, когда мы с ней работали. Бумага и типографская краска такие, какими им должно быть. Есть вещи, которые сразу замечаешь, — даже не надо особо присматриваться.

— Нам не надо присматриваться, — уточнил второй.

— А теперь?

Педро Сениса докурил то, что осталось от сигареты, потом бросил крошечный окурок, который удерживал самыми кончиками ногтей, прямо на пол, себе под ноги, где еле заметный огонек и потух. Корсо заметил, что линолеум был весь покрыт черными пятнами.

— Венецианский переплет, XVII век, в хорошем состоянии… — Братья склонились над книгой, хотя только старший касался ее своими холодными и бледными пальцами; они походили на двух таксидермистов, которые обдумывают, как им лучше набивать чучело. — Черный сафьян, золоченые декоративные детали в виде растительного орнамента…

— Немного мрачновато для Венеции, — рассудил Пабло Сениса.

Старший брат лишь закашлялся в знак согласия.

— Да, но мастер, по видимости, воли себе не давал — что и понятно, если учесть тему книги… — Он посмотрел на Корсо. — Взгляните на обложку! Кожаные переплеты XVI или XVII веков таят в себе такие неожиданности… Картон, шедший на крышки, изготавливался из нескольких слоев бумаги, промазанной клейстером и затем спрессованной. Иногда в дело шли корректурные оттиски той же книги или более ранний печатный материал… Так что порой такие переплеты представляют собой большую ценность, чем то, что они призваны защищать. — Он указал на бумаги, лежавшие у него на столе: — Вот, полюбуйтесь. Расскажи ты, Пабло.