Клуб Дюма, или Тень Ришелье

— Значит, в спальном. Везет некоторым… — Она похлопала себя по заднему карману джинсов, намекая на отсутствие там кошелька. — Позавидуешь. Хорошо еще, что у нас купе почти пустое.

— Вы студентка?

— Вроде того.

На входе в тоннель поезд сильно тряхнуло. Девушка резко обернулась к окну, словно ее вниманием целиком и полностью завладела кромешная тьма, разлившаяся снаружи. Она приблизила лицо к стеклу — прямо к собственному отражению — и застыла в напряженной и тревожной позе. Казалось, она что-то высматривает сквозь свист воздуха, спрессованного узкими стенами. Потом, когда поезд вынырнул на открытое пространство и маленькие огоньки снова прошили ночь короткими стежками, она опять рассеянно улыбнулась.

— Мне нравятся поезда, — сказала она.

— Мне тоже.

Девушка продолжала смотреть в окно. Кончики пальцев одной руки она прижала к стеклу.

— Представляете?.. — Она решила продолжить свою мысль, и улыбка ее сделалась мечтательной; девушка будто смаковала какие-то тайные воспоминания. — Вечером покинуть Париж, а утром проснуться у Венецианской лагуны и следовать дальше, в Стамбул…

Корсо скривился. Сколько ей, интересно, лет? Восемнадцать? Во всяком случае, не больше двадцати.

— Ага, и играть в покер, — вставил он. — От Кале до Бриндизи.

Девушка метнула на него оценивающий взгляд.

— Тоже недурно. — Она на миг задумалась. — А что вы скажете по поводу завтрака с шампанским между Веной и Ниццей?

— Это было бы не менее интересно, чем шпионить за Базилем Захарофф[70].

— Или напиваться с Нижинским.

— Или украсть жемчуга у Коко Шанель.

— Или флиртовать с Полем Мораном. Или с мистером Барнабусом[71].

Они расхохотались. Правда, Корсо смеялся сквозь зубы. А она — искренне, упершись лбом в холодное оконное стекло. Смех у нее был звонкий и чистый, как у мальчишки, — под стать короткой стрижке и сияющим зеленым глазам.

— Таких поездов больше не бывает, — бросил он.

— Понятное дело…

Мимо яркой вспышкой промчались сигнальные огни. Потом пробежала пустынная, плохо освещенная платформа какой-то станции, но прочитать название они не успели. Луна продолжала свое восхождение и время от времени резко выщелкивала то расплывчатые силуэты деревьев, то очертания крыш. Она словно неслась параллельно поезду, мчалась с ним наперегонки — безумно и бесцельно.

— Как вас зовут?

— Корсо. А вас?

— Ирэн Адлер.

Он оглядел ее сверху вниз, и она без тени смущения выдержала его взгляд.

— Это не имя.

— Корсо — тоже не имя.

— Ошибаетесь. Я — Корсо. Человек, который бежит[72].

— Меньше всего вы похожи на человека, который бежит. Скорее вы человек, которого трудно заставить сдвинуться с места.

Он еле заметно наклонил голову и, не ответив, принялся разглядывать босые ноги девушки на ковровом покрытии. Он чувствовал на себе ее изучающий взгляд и — чего с Корсо почти никогда не случалось — ощутил признаки смущения. Слишком молодая, подумал он. Слишком привлекательная. Он машинально поправил сползшие на нос очки и решил, что пора топать к себе в купе.

— Счастливого пути!

— Спасибо.

Он сделал несколько шагов.

— Может, мы еще встретимся, там, когда приедем, — услышал он за спиной.

— Кто знает…

Трудно поверить, но в купе возвращался уже совсем другой Корсо. Что-то тревожно заныло в груди, Великая Армия увязала в русских снегах, пепел московского пожара лежал под подошвами его сапог. Он не мог расстаться с ней просто так и повернулся на каблуках. И улыбнулся, как смертельно уставший волк.

— Ирэн Адлер, — повторил он с таким видом, будто силился что-то вспомнить. — «Красная комната»?

— Нет, — ответила она невозмутимо, — «Скандал в Богемии»… — Теперь и она улыбнулась, и взгляд ее прочертил изумрудную линию в полутьме коридора. — «Эта Женщина», дорогой Ватсон.

Корсо хлопнул себя ладонью по лбу, словно наконец-то до него дошло.

— Элементарно, — сказал он. И окончательно поверил в то, что они непременно встретятся снова.

В Лиссабоне Корсо пробыл меньше пятидесяти минут — ровно столько понадобилось, чтобы доехать от вокзала Санта-Аполония до вокзала Россио. А через полтора часа он уже шагал по перрону Синтры. Небо покрывали низкие облака, в которых растворялись верхушки печальных серых башен замка «Да Пена». Такси он поблизости не обнаружил и пешком поднялся к маленькой гостинице, расположенной напротив Национального дворца с двумя большими трубами. Дело было в среду, в десять утра, и на площади он не увидел ни туристов, ни автобусов; и потому в гостинице для него сразу нашлась комната с отличным видом: густая зелень разных оттенков, из которой выныривали крыши и башни старых вилл, окруженных одичавшими вековыми садами.