Я истерично поднимаю руку в мэриголдке, чтобы убрать срам с лица моей любимой, но нет, стоп! Я сую руку в карман, достаю проездной сучки-блондинки и им счищаю жвачку. Та отлипает не вся, на плакате видны противные жилки. Я пытаюсь убрать их перчаткой. Вроде бы получилось, но остается неприятное пятно. Пытаюсь стереть его оранжевой тряпкой, но несколько ее ниточек намертво впиваются в шершавую поверхность — и все, баста, у меня уже были подобные случаи. Это безобразие ничем не поправить. С большими плакатами не под стеклом всегда такая вот неприятность… Я сую проездной в карман и выхожу из подземки. На душе у меня тяжело. Да, я сделал все возможное. Но мне неприятно, что Эмили осталась с оранжевыми нитками в носу…
На улице пара полицейских любезничает с бездомным, нахваливая его собачку. Один из них замечает черную от грязи желтую хозяйственную перчатку на моей правой руке и провожает меня вопросительным взглядом. Не очень решительным тоном он говорит мне в спину: «Эй, вы!» Однако я ничего не нарушил — и иду как ни в чем не бывало дальше. Полицейские решают со мной не связываться.
Чертова блондинка, думаю я, щурясь на ярком солнце.
Вздорная желчная завистливая сучка! Не может спокойно пройти мимо чужой красоты и успеха!
Тем не менее я шарю глазами по улице в поисках этой девицы — человек изредка честный, проездной я все-таки отдам.
Ага, вот она, переходит Оксфорд-стрит.
Я трусцой устремляюсь за ней.
Чуть не попадаю под велосипед, получаю еще пару «ласковых слов» вдогонку — обычно я за месяц не слышу такого количества ругательств в свой адрес, сколько за последние двадцать четыре часа!
Блондинка сворачивает в переулок, подходит к роскошной машине, наклоняется к приоткрытому на два пальца окну, после десятисекундных переговоров делает знакомое мне движение головой — воровато оглядывается направо-налево — и запрыгивает в авто́.
Мой гнев сменяется презрением. Я окончательно прячу проездной в карман джинсов. Вот, значит, ты кто. Тьфу на тебя, шлюшка дешевая!
Я круто разворачиваюсь и иду в сторону Бродвик-стрит, где есть хороший магазин для художников.
Я шествую туда мрачный-премрачный. Не потому, что про себя костерю блондинку, и не потому, что память об оранжевых нитках в носу Эмили гложет душу. Просто до меня вдруг доходит, какое непосильное бремя лежит на моих плечах. До этого, сидя в вагоне и работая с записной книжкой, я мог прикидывать, сколько станций я уже очистил от скверны, сколько мне осталось обойти, — и купался в море удовлетворения от того, что я такой чудесный защитник Эмили!
Однако теперь меня душит сознание тщеты — моя работа есть суета сует, ибо сколько бы я ни силился методичнейшим образом и с блокнотом в руке очистить
Только что я обнаружил неизвестную мне афишу в неожиданном месте.
И сколько таких неучтенных в моем инвентарном списке неведомых мне плакатов таится в подземных галереях и переходах?
А под Лондоном бродят, похоже, сотни злобных блондинок со жвачкой наготове, коих обуревает пылкая ненависть к идеальному носику Эмили!
Поэтому мне совершенно необходимо обстоятельно переговорить с мистером Бенстидом!
Я иду к ночному клубу «Льезон» — по адресу, который стоит в визитной карточке.
Снаружи много-много пестрой рекламы — намек на то, какие сокровища ждут посетителя внутри. Кричащие краски обещают заводную музыку, сулят рай земной и выполнение всех желаний.
На одной из афиш женский силуэт с неоново-ярким сиянием в центре туловища — похоже, бедняжка сейчас взорвется от напора внутренней музыки.
— Да-а? — отвечает кто-то невидимый, когда я нажимаю кнопку звонка.
— Здрасьте. Меня зовут Саймон. Я художник. Пришел к мистеру Бенстиду за гонораром. Он меня ждет.
— Погодите секундочку, сейчас я спущусь и открою.
Внутри клуб огромный, как пустой склад большого магазина. В это время дня тут, как и на пустом складе, тихо и безлюдно. Хотя ночная жизнь все равно присутствует — призраком, через стоялые запахи сигаретного дыма, алкоголя и сухого льда.
Меня проводят через холлище в главное помещение с балкончиками. Танцевальная площадка охвачена стойкой бара. Много-много разноцветных прожекторов, а в центре зала висит вертящийся зеркальный шар.
Сейчас все огни притушены. Кроме нас, в помещении только бармен, который загружает бутылки с пивом в большущий холодильник. Звон бутылок эхом отдается в пустом зале.
— Мистера Би нету, — бросает мне охранник, — вас примет менеджер.
Мы поднимаемся по ступенькам на галерею, откуда хорошо просматривается весь зал — размером с баскетбольную площадку. В комнатке за открытой дверью сидит мужчина в костюме и при галстуке и что-то считает на счетной машинке, которая выплевывает кассовую ленту. Охранник поясняет:
— Парнишка говорит — должен получить гонорар от мистера Би.
— Ясно. А зовут как?
— Саймон.
— Да, помню. Для вас действительно кое-что есть. Идемте.