Читаем Клуб для джентльменов полностью

— Ну, как бы его ни звали — я про тот, на который я пальцем показываю. У него есть «VOR»?

— Что-что?

— «VOR»!!!

Фурункул хмурит брови и оборачивается на полки за собой. Я быстренько проверяю, где тот охранник, который у выхода. Он все так же далеко от выходных ворот.

Фурункул берет диктофон в руки и рассматривает его.

— Насчет «VOR» что-то непонятно…

— Давай сам гляну, — говорю я. При этом я в последний раз стреляю глазами в сторону выхода. Дорога свободна.

— Глянь, — ухмыляется Фурункул.

Я беру диктофон, делаю вид, что рассматриваю его, и через пару секунд возвращаю продавцу.

— Именно то, что надо.

Фурункул забирает у меня диктофон и достает из-под прилавка такой же, только в аккуратной девственной упаковке.

— Оплата у кассы.

— Спасибо, — говорю я, беру коробку и сую ее себе под мышку. Затем делаю несколько шагов в сторону кассы — неотрывно глядя на охранника у выхода. Итак, на счет «три». Раз, два…

— Эй, погоди! — вдруг говорит Фурункул за мой спиной. — Совсем забыл — к этой модели полагается подарок: бесплатный выносной микрофон.

Я возвращаюсь и получаю халявный микрофончик. Затем снова выхожу на стартовую позицию. Однако охранник как раз смотрит в мою сторону. Не на меня, но в мою сторону. Поэтому я стою переминаясь с ноги на ногу — лицом к выходу, к Фурункулу спиной. Видя, что я столбом стою посреди магазина, продавец настораживается и кричит мне в спину:

— Эй, приятель, всё в порядке?

Внимание охранника отвлечено девицей в мини-юбчонке. Итак, на счет «раз». Раз!

С коробкой под мышкой — как регбист с мячом — я с места ускоряюсь до скорости метеорита. Фурункул за моей спиной заполошно орет. Кассирша провожает меня квадратными глазами, когда я проношусь мимо. Охранник резко поворачивается на крик. Но я уже пробежал через воротца, я уже на улице…

В магазине раненым зверем воет сигнал тревоги, а я жарю по Оксфорд-стрит. Фигушки, теперь меня не догнать! Одно досадно: операция прошла без должного блеска — хотелось меньше шума и суеты…

Глава пятнадцатая

Страстная тяга к жизни!

«Ла-ла-ла!..»

Воистину одна из пяти лучших мелодических линий на виниле. А остальные четыре? Ну-ка, Гриэл, перечисли пять абсолютных хитов для басовой гитары! Порази всех нас своим музыкальным образованием! Или нет, образование тут дело десятое, главное — вкус. Порази нас своим отменным музыкальным вкусом… или разборчивостью, или савуар-фэром, или этим самым, je пе sais quoi.

У меня с Джордж был миллиард споров подобного рода. Или такого типа. Кто кого лучше и чей вкус — дерьмо. О, этот сладостный словесный мордобой… Ладно, в память о Джордж я перечисляю вам пять самых-рассамых…

«Атмосфера» Джоя Дайвижна, музыка Лу Рида для кино, «Если существует Ад» Кюртиса Мейфилда. И это я говорю с кондачка, не подумавши. Поэтому немножко хитрю и осторожничаю. Но прибавьте «Правосудие» группы «Нью модел арми» и уже упомянутую «Тягу к жизни» Игги Попа — и у вас пять лучших партий для бас-гитары всех времен и народов.

Фаворита Джордж я, конечно, знаю. Потому что в семействе Шарки неоднократно сцеплялись по этому поводу — до крика и топанья ногами.

Джордж обожала «Порошок от тараканов» группы «Бомб зе басс». Мелодия не хилая, но я ее включить в свой список не имею права, потому как на дух не переношу данс-мюзик, а «Порошок от тараканов» — это она самая, крутая дансуха. И тут вы меня хоть режьте, а я буду на своем стоять!

Джордж крыла меня последними словами за то, что я так агрессивно настроен против интеллектуальной данс-мюзик. Но я справедливо ненавижу эти математически просчитанные коммерческие хиты — они убили настоящий рок!

— Кончай плыть против течения! — говорила она, хохоча в ответ на мои возмущенные вопли. — Признайся, что это отрывная музыка!

— Отрывная? Эта поганая дансуха действительно отрывная — оторвала народ от борьбы за свои права! Было время — мы всех так завели, что вот-вот на баррикады — полицейским мозги вышибать! И вдруг — бац, данс, и весь пар ушел из котла — всё заплясало, завеселилось. Всем на всё насрать, лишь бы что бухтело из динамиков! Из музыки ушел смысл!

— А, помню, как вы воевали против расширения прав полиции! Стояли насмерть! — смеялась Джордж. Всё ей хихоньки да хаханьки! Всё бровями насмешливо играла. А мы действительно бились насмерть! Против завинчивания гаек, против двадцать восьмого параграфа, против налоговых потачек богатеям. Если бы мы не шебуршали против правительства, оно бы давно надело на всех нас смирительную рубашонку — ни вздохнуть, ни пукнуть, ходи шеренгой и чеши жопу только с разрешения начальника! Проснулись ребятки с похмелюги — а свободная страна уже тю-тю…

Наш сингл против нового уголовного кодекса — «Право танцевать» — крепко подпортило заигрывание с данс-мюзик: мы туда много модной дряни подмешали.

И все равно сингл был еще тот — и сейчас мураш по коже, когда слушаю.

Однако с каждой песней мы шли на всё больший компромисс — больше «танцевальности», меньше надсада. Отступали и отступали, покуда новая волна не смыла нас окончательно в океан забвения.

Перейти на страницу:

Все книги серии Альтернатива

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза