Видели они и такое, о чём потом долго не могли забыть. Однажды перед ними явилась во всей красе неуловимая Хрустальная планета. Легенды о ней ходили ещё во времена юности космонавта, и каковы же были его восхищение и радость, когда, проходя мимо невидимого небесного тела, на их корабль внезапно обрушился водопад красок, исторгнутых недрами Хрустальной планеты. И всё это жило, играло, искрилось! Словно сама Вселенная на миг ожила и улыбнулась им. И хотя в следующий миг сияние поблёкло, а затем и растаяло вовсе, и роза, и космонавт навсегда сохранили воспоминание о чуде, и долго ещё им снились только цветные сны…
Но время шло. Как быстро ни летел корабль, как ни был он близок к скорости света, и как ни медленно тянулось время для его экипажа, смерть оказалась куда как быстрее…
Стазис-поле хорошо тем, что защищает тебя от старости. Постареть в нём в принципе невозможно. Таким образом, и роза, и космонавт и сто лет спустя оставались точно такими же, как в день старта. Но есть в стазис-поле и одна существенная особенность: оно действует только на органическую материю и сто лет скитаний (по бортовому времени) ощутимо отразились на электронике корабля. Неполадки в работе его систем стали происходить всё чаще.
Поначалу космонавт с удовольствием забывался за ремонтом на час-другой, но когда на центральном пульте всё чаще и чаще стал вспыхивать сигнал тревоги то из одного, то из другого отсека, стало понятно, что вскоре может возникнуть ситуация, когда он не сможет устранить очередную неисправность. Со спокойствием, какому мог бы позавидовать любой приговорённый, он ожидал самим временем уготованной участи. Рядом с розой он продолжал оставаться прежним и ничем не выдавал своих чувств, ибо знал: ожидание смерти может быть хуже самой смерти. Когда-нибудь этот чёрный день всё равно должен был настать.
В ожидании развязки космонавт больше времени стал проводить на капитанском мостике. Общество розы, всегда действовавшее на него умиротворяюще, теперь вызывало такую тоску, что хотелось выть, дико и безнадёжно. Единственным местом, где он забывал обо всём, был капитанский мостик. Вид безграничной тьмы, окутывавшей его со всех сторон, завораживал. Первозданный мрак был молчалив и холоден. Он был невыразимо далёк и чужд всему живому, но (и это больше всего поражало космонавта) не внушал никакого страха.
Страха больше не было.
Это было странно и невозможно. Во времена космонавта на Земле не было ни одного человека, кто не боялся бы космоса — ведь он был чужд, абсолютно чужд всему живому. И тем не менее, чувство, которое испытывал космонавт, не было страхом. Он смотрел на незнакомые звёзды и был почти счастлив открывшейся под конец жизни истине. Судите сами, разве можно бояться того, что подарило тебе жизнь и продолжает удивлять и восхищать своим совершенством? Ему довелось первому понять, что есть для человека Вселенная на самом деле. Она не страшная, холодная и безжизненная — она добрая и пушистая как плюшевый мишка.
Поверив в это, космонавт включил диктофон и начал говорить. Это был рассказ о ни много ни мало столетнем приключении двух живых существ, по воле случая оказавшихся выброшенными на необитаемый остров, имя которому Одиночество. И он говорил об одиночестве, надеждах и мечтах, о розе и о себе, об удивительных вещах, встреченных ими на полях Вселенной и о самой Вселенной…
Эта запись была последней в его жизни. Закончив, он вернулся в рубку, привычно опустился в пилотское кресло. А спустя минуту неуправляемый корабль вошёл во внешний пояс астероидов одной из безымянных звёздных систем…
Их так и нашли: превратившийся в ледяную статую Космонавт, а рядом вечно цветущая хрустальная Роза. Из нагрудного кармашка Космонавта был извлечён кристалл аудиозаписи, откуда мы обо всём и узнали.
Они стояли в лунном порту, откуда пассажирские лайнеры уходили к далёким звёздным системам. Стояли маленькой группой из семи человек на краю необозримого взлётного поля. Стояли до тех пор, пока ослепительное солнце не скрылось за горизонтом, мгновенно превратив день в ночь. И тогда учитель, ставя точку в своём повествовании, негромко добавил:
— За это мы благодарны Космонавту. Поверив в сказку, люди перестали бояться неба.
Михаил Дьяченко
- Знакомьтесь, седьмой «Б»! — сказала Светлана Васильевна. — У нас новенький.
Мы переглянулись. Рядом с ней не стоял лопоухий мальчишка, кандидат в местные клоуны, или симпатичная девочка, будущая красавица школы. Учительница прикоснулась рукой к стенке высокой серебристой тумбы.
— Это не ученик, — пояснила она, — а мой помощник.
— Светла-а-ана Васильевна, — протянул с последней парты хулиган Вася Дронов, — зачем вам помощник, если мы всегда рядом?
Она смешно всплеснула руками.
— Он будет мне помогать там, где вы бессильны.
— Вот так да! — сказал Коля Дружный, отличник.
— Объясняю. — Светлана Васильевна хлопнула в ладоши.