Клуб Мэри Шелли

– Нет, я как раз собирался пригласить тебя к себе. – Произнеся эти слова, Фредди стал красным как помидор. – Я не имею в виду… не в том смысле. В моей спальне есть кое-что специально для тебя.

Я прикусила щеку изнутри, чтобы подавить улыбку. Возможно, виной всему была игра света, но я могла поклясться, что даже верхушки ушей у Фредди стали пунцовыми.

– Знаешь что? – пробормотал Фредди. – Лучше мне заткнуться и просто показать это тебе.

Он сдвинулся в сторону громоздкого аппарата, стоявшего на подоконнике за изголовьем, и кровать заскрипела от этого движения. Интересно, что бы подумала его мама, если бы услышала шум. Она могла бы подумать, что мы делаем что-то плохое, хотя мы и не занимались ничем плохим, но даже если и занимались бы, было бы это так уж плохо? Я позволила своим мыслям блуждать, позволила своему лицу раскраснеться.

Я оставалась совершенно неподвижной.

Наконец Фредди щелкнул выключателем, и на моей руке заплясали огоньки.

– Это кинопроектор?! – прошептала я.

– Ага.

Фредди поднял простыню, лежавшую на полу комнаты на стороне его брата, и набросил ее на дверь шкафа, чтобы создать импровизированный экран проектора. Он выключил лампу.

Фильм был черно-белым, без звука, но я сразу узнала его. Яркий свет притягивал меня, как мотылька к пламени, несмотря на то, что часть проекции перекрывали мое плечо и голова.

– Старые кинопленки и кассеты считаются вроде как ценными приобретениями в Киноклубе, – сообщил мне Фредди. – Один из парней нашел это на блошином рынке. Я обменял на него свою катушку «Голдфингера». Но ты, наверное, уже видела этот фильм.

Я наблюдала за сценой, развернувшейся на смятой простыне. Возраст фильма, отсутствие звука делали его еще более волшебным. «Невеста Франкенштейна».

Это была сцена, где Монстр входит в лабораторию, чтобы встретиться со своей нареченной. Нам с Фредди пришлось отодвинуться друг от друга, чтобы луч света проходил между нами, но частично проекция все равно падала на нас, зигзагообразные кончики волос Невесты лежали на моем рукаве, часть фигуры доктора Франкенштейна – на щеке Фредди.

Я осознала, что время, проведенное с Фредди, помогло мне избавиться от неприятных последствий пережитого кошмара. Теперь я чувствовала что-то другое, и мне хотелось усилить эти ощущения.

Фредди повернулся ко мне, словно прочел мои мысли. Я не знала, какие изображения из проектора падали на мое лицо, но Фредди, казалось, не мог отвести взгляд.

– ¿Te puedo besar?[26] – спросил он.

Он улыбнулся, а изображение доктора Франкенштейна, падавшее на лицо Фредди, беззвучно вскрикнуло. Я схватила Фредди вместе с доктором и притянула обоих к себе. Как правильно подметил Фредди, мы все равно уже видели этот фильм.

Мы целовались и целовались, пока Монстр на экране испытывал надежду, любовь и ярость, сцена разыгрывалась на фоне наших движущихся рук и лиц, окрашивая нас в драматические серые тона. Наконец, Монстр встретил свою Невесту в первый и последний раз, и их безмолвные крики захлестнули нас.

27

– КОМУ ТЫ ПИШЕШЬ? – спросила мама.

Она плюхнулась рядом со мной на диван и попыталась заглянуть в экран моего телефона, но я держала его вне досягаемости.

– Никому!

– А этот Никто симпатичный?

Я закатила глаза.

– Мама!

– Что? Я заметила, что твоя активность в переписке внезапно резко возросла. И я знаю, что это не Сандра.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что ты сказала бы мне, если бы это была она.

Она меня подловила. Мне не особенно хотелось рассказывать ей о Фредди, тем более что я не знала, есть ли здесь о чем рассказать. Мы целовались в его комнате. Точнее, на его кровати. Некоторое время. Но это случилось два дня назад перед самыми выходными, и это означало, что с тех пор мы не виделись в школе, а значит, могло случиться что угодно. Например, он мог забыть обо мне. Или передумать. Или целых сорок восемь часов размышлять о том, насколько ему не нравятся мои поцелуи.

Но, по крайней мере, мы переписывались. Он прислал мне милые мемы и спросил о моих планах на Хэллоуин, и мы успели поболтать обо всем на свете за исключением того, что касалось нашего поцелуя. Отсюда все мои вопросы и сомнения.

Вероятно, в этой проблеме моя мама теоретически могла бы помочь мне разобраться. Она начала задавать много вопросов о том, куда я убегаю почти каждый вечер. И я была почти уверена, что она не купилась на мою ложь про кружок вязания. Если мне предстояло продолжать лгать о клубе, я могла бы, по крайней мере, не скрывать правду о том, с кем переписываюсь.

– Ты знаешь Фредди Мартинеса?

Мама медленно расплылась в улыбке, и я уже пожалела о своем решении рассказать ей что-нибудь.

– Я вела у него уроки в прошлом году, – ответила она. – А вы с ним… тусуетесь?

– Вроде того.

Мама поджала губы, словно сдерживая улыбку, но легкий визг все же вырвался.

– Мама!

– Я ничего не сказала!

– Но подумала.

– Выходит, Фредди и есть твой кружок вязания?

– Мама! – Я схватила диванную подушку и попыталась спрятать в ней лицо, а мама в это время продолжала хихикать. Она отодвинула подушку.

– Я счастлива, что ты… находишь отклики.